Петр Иванов: У нас с вами тема заседания «Глобальные изменения и роль молодежи Украины и России». Ну, хочу поприветствовать всех собравшихся и первый, основной докладчик у нас Павло Викнянский — Лидер Студреспублики.
Павел Викнянский: Всех приветствую еще раз, и рад, что выездное, молодежное заседание Центра социальной консервативной политики (Украина) проходит в рамках Студреспублики. Мы сегодня будем говорить о глобальных изменениях и роли молодежи Украины и России. Участники игры будут говорить об этом в контексте пережитого, в контексте проблемной задачи, которую мы здесь конструируем и воюем, которая звучит как «Идеология будущего». Есть ли в будущем место украинцам и россиянам: если есть то в этом будущем вместе ли мы, а не так как сейчас или не так как еще 2 года назад? Какой мир вообще будет, каковы возможны глобальные изменения?
Моя позиция в том, что мы друг от друга точно никуда не денемся. Вопрос в том, нам разбазаривать общий потенциал или пытаться строить единые пути и развиваться вместе, для того, чтоб быть более конкурентными на внешних рынках и для того, чтоб формировать какие-то новые пространства? Либо нам конфронтировать? Причем взаимодействие совсем не означает, что мы не можем стать частью какой-то единой конструкции, в которой будем занимать достойное место и при этом, опять-таки не будем конфронтировать и отстраиваться в противопоставлении с, например, Европой или, например, с сейчас поднимающимися странами Востока.
Какую роль может молодежь влиять в этих преобразованиях? Я тут процитирую нескольких людей. Первым процитирую одного известного русского аналитика: «Какая молодежь? Какие изменения? Ни на что они не влияют». Вторыми процитирую наших друзей из международного движения Ларуша, которые в ответ на Стратегию-2050 для Украины, над которой мы работаем, в своих комментариях на стратегию указали, что глобальная миссия молодежи Украины может быть во влиянии на украинский политикум, для того, чтоб тот более эффективно влиял на российский политикум, а после этого выстроится новая система конфигурации коммуникаций в мире, в которых были бы новые центры развития, и Украина могла бы тогда занять более достойное место».
С чем я не согласен и что меня не устраивает, для чего собственно поднимается данная тема. А то, что нынешнее место Украины — второсортной страны третьего мира меня не устраивает: меня как молодого человека, меня как лидера, меня как, например, человека, который старается мыслить и думать, как может развиваться мир. Какие могут быть пути — это скорее вопрос открытый: он к нашим уважаемым гостям и, особенно, к вам, республиканцы, потому что вам, представителям Украины от Ужгорода до Ивано-Франковска и Севастополя, решать как будет выглядеть этот грядущий мир. Тем более к вам, которые стараются не просто что-то говорить, а и при этом мыслить и еще и воплощать.
Петр Иванов: Передаем следующее слово гостю из России, Максиму Шевченко. Все его прекрасно знают.
Максим Шевченко: Спасибо, так мне передали слово с корабля на бал — только с самолета и уже должен высказываться о будущем России и Украины. Ну, что ж, это судьба России занимать лидерские позиции на постсоветском пространстве и задавать смыслы. Большая ответственность, конечно, но что делать, когда ответственность надо держать при себе, тем более, что я являюсь этническим украинцем и играю вдвойне интересную для себя роль будучи коренным москвичом в нескольких поколениях, представляю страну, которая пытается держать в своих руках смысл развития и одновременно, скажем так, являюсь человеком, который пытается сделать так, чтоб эти смыслы развития не были узурпированы в руках узкой группы людей, представляющих одну страну.
У меня, во-первых, в разговоре о будущем есть много неясностей, тем более в разговоре о будущем на фоне развивающегося экономического кризиса, который затрагивает всю мировую систему экономических и социальных отношений. Вот мы говорим о том, какое место, какое государство займет в мире — эта позиция исходит из видения единой глобальной мировой экономики и из концепции глобализма, в которой я совершенно не уверен в свете тех тенденций, которые сейчас развиваются.
Мне как раз кажется, что региональные форматы, которые занимают все более-более явственное место в современном мире, бросая альтернативные варианты тому, что называется глобальная экономика, которая, по сути, является экономикой Запада (США и Западной Европы), во многом опирающаяся на рынки и на финансовые инструменты всего остального человечества. Региональные форматы являются оппонирующими и конкурирующими форматами будущего.
Правящие элиты и России, и Украины сделали серьезные шаги в 90-е годы и при выходе из 90-х годов, связавшие их с современной мировой финансово-экономической системой. Валюта наших стран привязана к доллару. И как бы не пытались освободиться от этого крючка правящие элиты, руководители Российской Федерации или те, кто поднимает эту проблему в Украине, эта проблема остается. То есть фактически экономическое состояние наших стран, у кого-то в большей степени, у кого-то в меньшей из-за наличия ресурсов, зависит по большому счету, как мы выяснили 2 года назад, от того будут ли способны черные обитатели предместий Атланты оплачивать кредиты по ипотеке, или не будут способны.
И поэтому такая роль мне кажется даже более унизительной, чем роль державы, которая была великой, а стала невеликая. Я не хочу зависеть от афро-американцев американских предместий. Я не хочу, чтобы моя страна, я не хочу, чтоб Украина, это тоже моя родина, были частью мировой экономики.
Я считаю, что будущее для молодежи — в понимании, формулировании альтернативных форматов мирового развития. Во-первых, мне кажется, что конец империализма, который агонизирует на наших глазах, прежде всего экономического либерализма, должен привести к тому, что молодежь, следующее поколение, исправит ошибки предыдущего поколения, моего поколения, которое по наивности, по глупости, а то и по злому умыслу отказалось от того, чему было посвящен конец XIX и целиком XX век — русского и украинского социализма. Социализм не обязателен в советском варианте: удушающе противен тоталитарный социализм.
Но социализм как система хозяйствования, как система единого планирования, как система обеспечения социальных гарантий граждан, как система сильного государства, при наличии частной собственности, мне кажется, что это формат будущего. Конечно, будущее не есть возвращение к прошлому, надо осмысливать роль денег в современном мире и то, какую роль деньги будут играть в будущем, и то каким, собственно говоря, политическим обоснованием эти деньги будут.
Но для меня будущее очевидно. Я вспоминаю фразу Томаса Джефферсона, одного из основателей Соединенных Штатов Америки, который сказал: «Сегодня банки для нас опасней, чем иностранные армии». Так вот банки, финансовый капитал опасней для наших стран, чем любые захватчики, чем любые блоки НАТО, чем любые радикалы и террористы, откуда бы они не лезли, тем более, что это все тоже является средством полного тотального господства финансового капитала.
Собственно говоря, мир делится на, условно, 2 части. Первая часть мира — это так называемый Запад, благополучная территория, это мир, живущий за счет бесконечного, ничем не обоснованного кредита на потребление, за счет дерривативов, разных ценных бумаг, спекулятивного процента, ростовщического капитала и так далее, который не обеспечен никакой экономикой, а обеспечивается только наглостью правящих элит и политической, военно-политической силой, которая прежде всего является силой Соединенных Штатов Америки и НАТО, ведущей захватнические оккупационные войны в зоне Персидского залива, в Центральной Азии и в других частях света.
Все остальное человечество никогда не станет благополучно жить, никогда! Если бы эта ситуация была иной, я бы работал в Африке, я бы работал в Азии, я жил бы не только в Москве, и периодически бывая в Крыму, я работал бы в Пакистане, в котором сейчас происходят катастрофы. Если бы это было по-другому, то могу сказать, что Африка бы благоденствовала, она же рядом с Европой уже порядка 500 лет, но что-то в Африке жизнь все хуже и хуже, мы видим в Африке чудовищное социальное расслоение. И у России, и у Украины практически нет шансов стать частью так называемого, хорошо живущего человечества, «золотого миллиарда».
Будущее молодежи наших стран — в поиске альтернативных региональных экономических, социальных, политических форматов. Я считаю, молодежь должна задуматься над тем, готовы ли мы, готовы ли наши души принять жизнь, зависящую от ростовщического, грабительского процента, ничем не обусловленного, не обусловленного трудом, процента, который делает нас просто функциями рынков потребления, который разбивает наши личности на эмоциональные составляющие и на каждую из которых воздействуют то рекламная компания, то телевизионная, то еще что-то такое. Хотим ли мы вернуть себе человеческое в полной мере, или мы готовы быть функциями от рынков потребления и от банков, которые финансируют это?
Я думаю, что будущее для меня — это сочетание, внятное сочетание, права человека на частную собственность, как на один из важнейших форматов человеческой свободы, будущее для меня — в сочетании частной собственности и социализма, как одного из величайших достижений в истории человеческого обобществления средств производства, направления ресурсов на развитие общества, а не отдельных групп людей, которые за счет узурпации финансовых инструментов себе и своим семьям приобретают какие-то привилегии в этой жизни. И третье, это конечно, очень важный момент, с которым надо работать, это формат идентичности, национальной идентичности, я уверен, и религиозной: они не только не отомрут, но будут усиливаться , станут одной из форм сопротивления либерализму и финансовому глобализму. Вот в сочетании этих трех позиций, мне кажется, молодежь наших стран и обретет свое будущее.
И в частности, что касается национальных форматов, это вторая часть, мне кажется, что люди, которые будут двигаться по пути, скажем так, движения к частной собственности и к социализму, в частности, смогут найти в себе силы не ненавидеть друг друга из-за того, что он говорит на другом языке или исповедуют другую религию — а объединяться на общих политических основаниях. И это, наверное, четвертая, важнейшая рамка — будущим языком описания мира для молодежи должен стать не язык эмоций, не язык социальных артефактов психологических, а язык политики и политического анализа. Политэкономия, политика, в смысле борьбы за политэкономические ценности, должна вернуться в повседневную жизнь актуальной политизированной молодежи.
Петр Иванов: Очень хорошее выступление. Следующее слово – московский политолог Андрей Окара.
Андрей Окара: Спасибо большое. Дорогі друзі, уважаемые друзья, на молодежную тему всегда экстраполируется политическая реальность — это видим и в России, и в Украине. У молодежи всегда есть избыток энергий, которые максимальны по сравнению с другими возрастными группами, есть духовные искания и духовные запросы. То есть запросы не просто душевные или телесные, а именно духовные. Именно в молодом возрасте хочется производить смыслы.
В России политическая система устроена таким образом, что власть, властные корпорации, группы господства являются единственным субъектом управления, поэтому молодежь всегда рассматривалась и рассматривается (возможно, в последнее время особенно пристально) как серьезная социальная сила — как потенциальный политический субъект, субъект альтернативный, нежелательный, гипотетически опасный, способный на активные радикальные действия — в разрез с линией власти. Для российской власти молодежь — это потенциальные поджигатели социальной стабильности, это те, кто хочет передать Кремлю привет — то ли из Парижа-1968, то ли из Киева-2004.
Поэтому, российская политическая система имеет достаточно разветвленный ресурс и достаточно эффективный инструментарий по сливанию энергии молодежи. При советской власти комсомол был и школой будущей партийной элиты, и форматом возможной социализации, и местом, где учили быть александрами матросовыми (при Сталине), и местом, где превращали в конформиста (в брежневскую эпоху) или в молодого циничного предпринимателя-ларечника (в конце 1980-х). Но главная функция комсомола — быть инструментом сливания и канализирования молодежной энергии.
Сейчас то же самое делается более изощренными методами — при помощи СМИ, при помощи специфической субкультуры, компьютерных игр, при помощи пивного алкоголизма (типа, «Кто идет за «Клинским»?»), «энергетических напитков» и иных вариантов легких наркотиков. Впрочем, это делается во всем мире, но только в современной России есть такие организации, как «Наши», «Молодая гвардия» или «Местные». Только в современной России есть легендарное озеро Селигер, ставшее синонимом определенной молодежной политики. Это формат, в котором человек уже со студенческого возраста понимает, что для личной успешности в условиях такой политической системы ему необходимо четко следовать в четко заданном русле. Иначе говоря, стать подонком и циником в 20 лет.
У украинской студенческой молодежи проблема несколько иная. Тип политической системы, который в Украине существует всегда — который в той или иной форме воспроизводится в разные периоды украинской истории: будь то во время казатчины, гайдаматчины, в революцию 1917-го, в коммуне Нестора Махно или во время Оранжевой революции — это тип социальности, в котором власть не является абсолютным и единственным социальным субъектом. Это же можно сказать и о тех молодежных проектах, которые существуют в Украине: система не имеет такой жесткой иерархической организации, как в России, и не нацелена так жестко на сливание молодежной энергетики. Однако молодежные движения и молодежные проекты существуют непонятно зачем и непонятно для чего. В подобной системе высшие смыслы и высшие ценности существования не артикулированы, не отрефлексированы и не превращены в бренды и какие-то вменяемые емко сформулированные тексты и концепты. Украинское существование в целом не отрефлексировано, а молодежные организации существуют как бы сами по себе, но, к сожалению, непонятно зачем — смыслоположение в них либо отсутствует, либо ослаблено.
Мне кажется, сейчас в Украине наступил интересный период: режим Януковича пытается создать некое подобие российской политической модели, при этом выпуская из внимания принципиально важные вещи, которые есть в России. Конечно, все присутствующие тут российские друзья и коллеги мне скажут, что, мол, у современной российской политической элиты нет высших нематериальных целей, что ее представители очень цинично относятся к таким словосочетаниям, как «национальная идея» или «цивилизационная идентичность». Да, это так, но, тем не менее, в национальном самосознании и даже в замутненном самосознании российской политэлиты эти вещи, эти структуры мышления вмонтированы априорно, изначально.
Значит, в Украине сейчас получилась интересная ситуация: с одной стороны есть власть, которая пытается сделать, как в России, но у нее это не получается — именно потому, что вот эти структуры мышления (национальная идея, миссия страны и т.д.) в России существуют априори. А в Украине всего этого нет, ну или если есть, то в очень слабом варианте. Поэтому новая украинская власть (режим Януковича) пытается копировать какие-то внешние вещи — «порядок», «стабильность», «вертикаль власти», «эффективность» и так далее, то внутренние, сущностные вещи, которые есть в России и которых нет в Украине, они не принимаются во внимание — просто не догоняют.
Кроме того, в России, и Максим Шевченко это подтвердит, самое популярные слова власти — «модернизация», «газ», «инновации» и «нанотехнологии». Я очень внимательно слушаю, какие слова и словосочетания и как часто говорятся и пишутся в украинских СМИ. Так вот, мой поверхностный контент-анализ показывает, что слова «инновации» или «инновационное развитие» в украинских СМИ вообще не звучат. Я нашел одного человека, кто сказал слово «инновации» — это такая девушка-блондинка по имени Татьяна Рамус, которая на разных каналах делает какие-то убойные пятиминутные телешоу. Так вот, говоря о косметической моде, она сказала об «инновациях». Или о какой-то другой ерунде. А ведь для риторики Медведева это слово является ключевым!
И еще интересный момент заключается в том, что сейчас в Украине есть, с одной стороны, власть, которая пытается перенять российские образцы, но у нее это получается очень плохо и только внешне, а, с другой стороны, оппозиция или те, кто себя так называют, — люди абсолютно несубъектные, бездарные, импотентные, не способные не то что к сложной высшей нервной деятельности или к формулированию цивилизационной идентичности, но даже заседание Верховной Рады сорвать не могут: как то было с голосованием за «харьковские договоренности» («газ в обмен на флот»). Это было так бездарно и неэффективно, что у меня даже закралась мысль: а вдруг это игра в поддавки?
В Украине за последние несколько месяцев произошло столько разных событий! Но что об этом всём думает, скажем, та же Юлия Тимошенко, не говоря уже о других, я не знаю. И никто не знает. А очень хотелось бы знать!
У некоторых моих знакомых какие были надежды — мол, вот, приедет из командировки Юлия Владимировна, вернутся с пляжа другие противники и оппоненты Януковича и что-то такое учинят, что все упадут и скажут: «Вау!». И что Костенко, Кириленко, Кармазин, Луценко, Балога и даже Ющенко объединятся и что-то создадут! Но вот они до сих пор на пляже — так же, как и мы с вами.
То есть вопрос нынешней украинской политики в том: можно ли из дерьма создать субъект или нельзя? Это примерно как изобретание вечного двигателя или есть ли жизнь на Марсе?
И в этом смысле роль молодежи и роль людей, которым до 40, которые не являются частью элиты, она просто критична! Критичность эта заключается в том, что сейчас в Украине многие поддерживают старую оппозицию, у многих есть надежды на власть — что власть станет субъектом развития страны. Но все эти надежды тщетны.
Именно сейчас настает момент для кристаллизации новых, амбициозных и молодых. В этом смысле значение Студреспублики велико. Поэтому такие мероприятия должны готовиться более концептуально и обстоятельно.
И еще пару слов на ту тему, о которой говорил зірка нашого телебачення Максим Леонардович Шевченко — о новых миростроительных проектах. А именно: действительно ли тот большой проект под названием «Модерн» себя исчерпал? Максим показал, что постмодерн — это идеология, предусматривающая отказ от развития. Тут как раз у нас вчера и сегодня дискутировался вопрос по поводу «устойчивого развития», так вот сам концепт «устойчивого развития» — совершенно постмодернистский. То есть предполагается некое глобальное, мировое правительство — какие-то непонятные дядьки непонятно откуда, и они решают, каким странам можно развиваться, а каким странам свое развитие, в том числе и развитие индустрии, необходимо ограничить — например, под предлогом защиты окружающей среды.
Я думаю, что сейчас в мире может случиться конкуренция миростроительных проектов. Миростроительный проект под названием «коммунизм и советский образ жизни» закончился в те годы, когда большинство присутствующих имели честь появиться на свет. Техпроект западной модернизации (либерализм, неолиберализм, либеральный консерватизм) тоже показывает свою нежизнеспособность.
И вот как раз в начале XX века, когда жили такие великие люди как Питирим Сорокин, как Туган-Барановский, как Максим Ковалевский, как отец Сергий Булгаков, в чьих трудах была реализована попытка сформировать альтернативу — славянскую, восточнохристианскую, российско-украинско-беларусскую и какую-то еще альтернативу Западу, точнее, западному Модерну.
Сейчас как раз та самая критическая точка: весь этот комплекс идей, не просто идей, а именно путей развития, которые осмысливались в начале XX века этими людьми из русской религиозной философии, должен быть продолжен. Строительство дороги, начатое этими велики людьми, должно быть возобновлено, потому что последние лет 70–80 эту дорогу почему-то не строили…
Сейчас необходимо искать пути в XXI век — в мир, в котором нет Модерна, а постмодерн все менее и менее актуален, в мир, в котором каждый человек может считать себя субъектом и креативной личностью — и в банально социальном смысле, и креативной личностью в экзистенциальном смысле — как субъект, который есть Образ и Подобие Божие. И вот в такой ситуации те идеи, которые развивались в религиозной философии, обретают новое звучание и воплощение. И, я думаю, если мы будем строить эту дорогу дальше, то, наверное, попадем в какую-то прекрасную и замечательную местность. И это будет наше собственное, созданное нами, а не внешними проектантами, Будущее.
Петр Иванов: Спасибо, Андрей. Хотел бы два слова добавить. Хотел бы согласиться с Андреем в части того, что оппозиция действительно бездарна и несубъектна и мало того, они 5 лет у власти были таковыми, и, к сожалению, обманули, в том числе много молодых людей, скажем, смотрели на них, думали, что будет что-то лучше, а оказалось, конечно, обман. Но и хотел бы сказать, что на самом деле, не стоит так сразу делать выводы касательно сегодняшней власти, может быть, дать им поработать, потому что хотелось бы во что-то верить, в конце концов. Потому что, если мы и сегодня скажем: и оппозиция не работает, и власть не работает и вообще жить плохо… Давайте дадим, посмотрим, что сделает власть, а мы своими какими-то тоже решениями, может быть, мы будем помогать и как-то подстегивать к правильным решениям. Следующее слово Дацюк Сергей Аркадьевич — Корпорация стратегического консалтинга «Гардарика», город Киев. Прошу прощения, о регламенте помните, потому что многие хотят высказаться.
.jpg)
.jpg)
.jpg)
Мне кажется, сейчас в Украине наступил интересный период: режим Януковича пытается создать некое подобие российской политической модели, при этом выпуская из внимания принципиально важные вещи, которые есть в России. Конечно, все присутствующие тут российские друзья и коллеги мне скажут, что, мол, у современной российской политической элиты нет высших нематериальных целей, что ее представители очень цинично относятся к таким словосочетаниям, как «национальная идея» или «цивилизационная идентичность». Да, это так, но, тем не менее, в национальном самосознании и даже в замутненном самосознании российской политэлиты эти вещи, эти структуры мышления вмонтированы априорно, изначально..jpg)
Сейчас как раз та самая критическая точка: весь этот комплекс идей, не просто идей, а именно путей развития, которые осмысливались в начале XX века этими людьми из русской религиозной философии, должен быть продолжен. Строительство дороги, начатое этими велики людьми, должно быть возобновлено, потому что последние лет 70–80 эту дорогу почему-то не строили…
