Фабрика мысли: идея и украинские реалии (часть II)
Размещаем ІІ часть доклада видного киевского философа и политического аналитика Михаила Минакова«Что такое фабрики мысли?», прозвучавшего во время «Зимней Студреспублики-ІІ» на Верховине (25 февраля 2010г., факультатив, 2-й день игры).
Сильная сторона фабрик мысли связана с повышением качества политики. Фабрики мысли является механизмом усиления рационализации политики, принуждения к стратегическому планированию. Да, иногда приходится потратить значительное время на подготовку решений. При этом ограничивается креативность политических акторов. Фабрика мысли противодействует спорадическим и неподготовленным решениям, требует думать умно, планировать надолго и развиваться стабильно. В этом заложена идея: даже при очень ограниченных ресурсах, качественная политика может обеспечить стабильное развитие той или иной страны.
Наконец-то, фабрики мысли способствуют стабильности политических режимов. В среднем, за последний 200-летний период истории одно государство в среднем существует 30 лет. Это довольно короткий срок. Когда ломается политический режим и государство уходит — возникает риск гражданского конфликта, убийств, насилия, передела имущества. Падение режима – всегда несет беду людям страны, которую это государство контролировало. Поэтому фабрики мысли так важны. Они, при принятии решений, заставляют уменьшать энтропию государства, уменьшать то, что ведет к распаду общества и подрывает устой политического режима. Но при этом ограничиваются возможности политического или экономического «чуда». Например, за год или за 500 дней сделать из свежесозданного государства «медведя» или «тигра». Люди хотят верить в чудеса: люди наполовину рациональны, наполовину — иррациональны. И вера в чудо нужна. Но в политике, наверное, веру в чудо нужно оставим где-нибудь на обочине. Чудо должно быть там, где присутствует церковь, в сфере приватных интересов.
Давайте будем договариваться, умно работать, размеренно работать, думать и стараться достойно выжить. И фабрики мысли нам в этом хорошее подспорье!
Спасибо. Моя лекция закончена. Буду рад ответить на ваши вопросы!
Начнем с вопросов (на понимание):
С.Аширов: Правильно ли я понимаю, что адвокация и лоббирование — это, в принципе, одно и тоже?
М.Минаков: Если бы мы открыли британский и американский энциклопедический словарь, увидели бы два разных подхода. В Британии лоббирование — это процесс работы только в парламенте и в правительстве, а адвокация — работа через органы местного самоуправления, через гражданские ассоциации, через медиа. Т.е. лоббирование в Британии будет четко определено: как и когда. В Америке адвокация более широкое понятие, где лоббирование — это его составляющая как один из видов защиты интересов. Но это, безусловно, взаимосвязанные [понятия] и разница между ними тонкая.
Лоббирование – это продвижение четкого и конкретного интереса по определенной процедуре, заключенного в принятии публичного решения в пользу определенной стороны.
Мне приходилось работать с лоббистами в США, например, защищать бюджетную линию для моего фонда в бюджете федерального правительства США. На Кей-стрит, улице в Вашингтоне, находятся think tank‘и, работающие в сфере лоббирования. В среднем, одна лоббистская группа работает с несколькими сенаторами. Эти сенаторы не имеют права получить деньги от этой организации. Зато лоббистская организация потом, когда эти сенаторы будут избираться, подготовит им классную программу, обеспечит им работу с медиа, поможет с фандрейзингом. Организация проводит встречу с сенатором, к примеру, за обедом; цена обеда ограничена законом. Там обсуждается, как и когда сенаторы смогут помочь реализовать интерес клиента, какие выгоды это принесет обществу, государству и прочие «козыри» в защите интересов. Вот это лоббирование.
А если бы пытался через статью в «Вашингтон пост» подать ту же информацию на первой странице, которую точно все сенаторы прочитают, то это была бы адвокация.
А.Бланк: У меня складывается такое впечатление, что, судя по докладу, деятельность фабрик мысли сконцентирована в гуманитарной сфере. На мой же взгляд, наша страна категорически нуждается в технической модернизации. С другой стороны, я знаю, что фабрики мысли первоначально как раз формировались не в политической сфере и гуманитарного знания, а в сфере новых технологий. Не кажется ли Вам, что нам нужно вернуться на изначальную практику, которую исповедовала фабрика мысли и двинуться сторону проектных, конструктивных, инженерных разработок, в которых крайне нуждается сегодня страна?
М.Минаков: Мне кажется, здесь есть своя логика. Вот, то, что все время предлагает Тарас [Плахтий]. Вы [Плахтий] – инженер по образованию, если я не ошибаюсь, и то, что Вы предлагаете является разработкой, которая должна быть, в хорошем смысле, «продана» тем, кто создает организации. В этом случае Вы выступаете представителем фабрики мысли, которая продвигает технологию как собственный интеллектуальный продукт.
В принципе, сегодня упоминалась Rand Corporation, она возникла в авиакорпорации, работающей на минобороны. Затем она стала отделяться, развиваться – это американский ход. У нас техническое направление для работы фабрик мысли существовало и существует, но какого-то реального влияния в нашей политической культуре они никогда не имели. Мало того, финансово они не оказываются состоятельными: даже АНы требуют бюджетных вливаний.
Южмаш, АвтоВАЗ, ХТЗ, конструкторские бюро при бывшем автодорожном институте – есть мощные точки для роста технических фабрик мысли. Но в нашей экономической структуре и политической культуре они не имеют влияния. Поэтому приходится думать о фабрике мысли в более социо-гуманитарных аспектах. В любом случае, Rand Corporation или Академия наук должны влиять на людей, которые принимают решения. Пока что, люди принимающие решения, оказывают решающие решение на то, как наша АН развивается. В этом есть своя трагедия и отличие нашей культуры. Я думаю, что нужно два поколения, которые пройдут работу с гуманитарной сферой think tank, а тогда уже инженерная сила и экономическая ситуация позволит и КБ оказаться мощными, технологическими влияющими структурами.
Сегодня Япония, например, наиболее технологизирована в смысле think tank. Их разработки напрямую влияют на технологии политических игроков, и разработки роботов и т.д. – это, на самом деле, интегральная часть внутренней политики. У нас, дай Бог, приучить, что не шаманы колени лечат, или что освящение патриархом вступление президента в должность – при всём уважении к патриарху и президенту – не является актом гражданского введения большого начальника на свой пост.
А.Бланк: Не кажется ли вам, что если бы современная украинская фабрика мысли захватила не только гуманитарную сферу знания, а сделала бы технические разработки и инновации и при этом нашла бы инструменты, которые позволили бы спрессовать время и не ждать смены двух поколений вообще говоря, как фабрика мысли сыграла бы ходовую роль в обновлении?
М.Минаков: можно попробовать, но уверенности в успехе у меня нет.
Вопросы (по содержанию):
О.Скрипник: Как фабрике мысли в Украине можно сохранить свою независимость, чтоб они не стали подвластны кому-то ещё? Ведь в условиях коррупции в Украине все покупается…
М.Минаков: Как Вы знаете, Украина очень медленно развивается. Из новых независимых государств она развивается медленней всего. Даже наши молдавские партнеры иногда нас обгоняют. Траектория развития наших медиа показывает то, что ожидает и наши фабрики мысли. Наши медиа не смогли создать ни независимого радио или телевидения, ни эффективного законодательства, защищающего независимость редакторской политики. Но множество собственников СМИ создают ситуацию разнообразия в освещении событий и подаче информации, что, в определенной мере, удовлетворяет базовым требованиям свободы слова.
Глядя на СМИ как на модель предположительного будущего фабрик мысли, я думаю, у нас в скором времени будет масса фабрик мысли, созданных при разных политических группировках. И эти фабрики мысли будут заставлять своих собственных заказчиков думать иначе и непрямым способом влиять на улучшение качества политики.
При этом, если в Украине начнет развиваться культура филантропии под названием endowment – благотворительная организация с целевым капиталом, тогда у нас появляется шанс для независимых think tanks. Еndowment в России уже запустился, закон уже 2 года как действует. Некий филантроп выделяет, к примеру, миллион, который не тратится сразу, а ложиться на счет. И на процент от этого капитала существует благотворительная организация. Например, самый большой в мире endowment – это Bosch Stiftung, Фонд Бош. Это благотворительная организация, которая владеет корпорацией Бош, все доходы от гигантской корпорации Бош идут на благотворительную деятельность этой организации.
В России, когда были перекрытии гранты от международной помощи на поддержку гражданского общества, были открыты другие способы финансирования гражданского общества. Это был очень умный поступок. Закрываешь внешний источник поддержки, и открываешь внутренний, делая гражданское общество более выгодным для страны и менее опасным для режима. Да, этот внутренний ресурс более зависим от правительства и невлиятелен в политике; он не будет мониторить качество выборов (по крайней мере не сейчас); но российское правительство разрешило независимо действовать в экологической сфере, социальной сфере. В прошлом году в ноябре таких endowment’ов было около 20 в России.
А в Европе самый старый endowment – фонд при Кес Дэпарнь, начавший свою работу ещё во времена Наполеона. И процент от прибыли сбербанка должен тратиться на благотворительность. В этом случае весь сбербанк Франции можно рассматривать как эндаумент. В Америке — endowment‘ом является Фонд Рокфеллера. Эти фонды в течении 200 лет тратят деньги на исследования, на науку. Они возникают из того, что филантроп оставляет, умирая, наследство для фонда, который развивает науку; и уже экспертный совет фонда, где заседают специалисты, определят программу фонда на много лет. Так и фабрики мысли начали приобретать финансовую независимость и начали приобретать внепартийность.
В Украине пока не прошёл закон в поддержку такого типа благотворительности: мы два или три раза готовили законопроекты, встречались с депутатами. Но особого интереса депутатов не встретили. Так или иначе, у нас перспективы принятия такого закона пока нет.
Это вообще уникальные вещи, которые возможны только при развитой культуре публичной политики. Если в Украине будет принят закон, и запустятся хотя бы несколько endowment-фондов, это будет прорыв. Но пока в Украине такого нет. В Украине даже нет филантропической организации, которая бы поддерживала исследования местными силами.
Р.Павленко: У меня, можно сказать, комментарий к вопросу Бланка. Если мы говорим о научно-технической сфере, то это будет организация науки, это чуть-чуть другая вещь. Это означает, что применяется коллективное творчество, чтобы появился какой-то продукт. А вот здесь, когда мы говорим о фабрике мысли, суть в том, что каждый, кто там числится, он связан с обществом. Когда поддавать вещи анализу, то возникает куча других возможностей. Суть мозгового центра в том, что они рассматривают точки зрения в связи с обществом.
А.Бланк: Я исхожу из своего понимания истории этих фабрик мысли и фиксируюсь вот на чем. Первое, в свое время по каким-то причинам федеральные органы [Американского] государства осознали, что у них есть проблема, проблема, например, из сферы национальной безопасности и разработки новых вооружений. Для гегемонии в мире они такую проблему сформулировали. Второе, нужно было найти инструменты для решения этой проблемы. Фабрики мысли появились в силу того, что они естественным образом преодолели закрытость научных сфер. Ну вот, чтобы решить серьёзную общественную проблему, нужно привлечь специалистов из разных сфер, т.е. все ж сидят на своих кочках, а нужно наоборот: собрать этих людей для того, чтоб они начали решать вместе.
Я сейчас о аналогии говорю, что наша страна, Украина, сейчас находится в состоянии перманентного кризиса, более того некие кризисные моменты мы для себя даже не фиксируем. Мы, например, считаем, что если наше ВВП растет на 4-5% – это зашибись! Но мы забываем о том, что наш разрыв между развитыми странами и нашей развивающейся страной постоянно растет. Поэтому я говорю, что вызов наш другого свойства: перед нами стоит задача не только изменений в гуманитарной сфере, но еще и изменений индустриального характера. Решить эти проблемы без инженерного, проектно-конструкторского подхода невозможно, ни в области сельского хозяйства (где мы должны стать, если не лидерами мира, то лидерами региона по крайней мере), ни в сфере аэрокосмических разработок (где мы природные лидеры, по крайней мере для постсоветских стран). Ну, я это себе так примерно представляю.
Р.Павленко: Александр Игоревич, я имею в виду, что они не разрабатывают конкретно самолет, они дают свои рекомендации относительно того, какой самолет, каким параметрам будет соответствовать.
А.Бланк: И при необходимости выделяют определенные сферы разработок, привлекают туда финансы и таким образом решают. Они выделяют точки роста, где должен произойти прорыв. А это не только сферы гуманитарного знания.
М.Минаков: Нравится это, или нет, фабрика мысли действует эффективно там, где есть деньги. Группа любителей-аматоров не способна повлиять на принятие решений.
М.Минаков: Я подозреваю, что это – один из проектов think tank, когда-то существовавшего или существующего. У вас есть методологическая основа, ОДИ. Затем, у Студреспублики есть своя история, она запустила этот проект. Собственно говоря, я слабо пока знаком со Студреспубликой как организацией, но могу предполагать, что, то, что происходит здесь – это проект организации, которая может претендовать на звание фабрики мысли.
А.Бланк: Если позволите, то я продолжу. Моя позиция — она дискуссионная. На самом деле, я её Викнянскому адресую. Мне кажется, что по форме деятельности Студреспублика абсолютно соответствует тому, что мы понимаем под фабрикой мысли. Т.е. Студреспублика, основная форма её существования, центральная по крайней мере — состоит в организации вот этих орг-деятельностных игр. Другое дело, что она только в последний год, на мой взгляд, выходит на решение проблем странового характера. И именно в силу того, что последний год Студреспублика начинает осознавать своё место в стране, начинает осознавать вызовы, которые стоят перед страной, как свои собственные — она становится в этом смысле также фабрикой мысли. Чего в ней нет? Что нужно было бы достраивать? Эдвокаси, которая является фактически системой реализации собственных идей, проектов в обществе — тут Студреспублика находится в своих детских штанишках. Т.е. она делает эти попытки, например, в сфере образования, но она еще не выработала полноценный как бы механизм влияния на политическое окружение.
А.Сибирякова: Какие точки роста для фабрики мысли в Украине Вы видите?
М.Минаков: Я думаю, кризис создал условия для того, чтобы think tanks получили в ближайшее время особо активное развитие, но только в нескольких секторах. Я слежу за теми фабриками мысли, которые существовали последние 10-летия. Давайте назовём их: Центр им. Разумкова, УНЦПД, МЦПД. Они продолжают свое существование, но особых прорывов в их результатах пока не предвидится. Но есть замыслы у нескольких крупных межбанковских объединений создать фабрики мысли для влияния на финансовую политику государства; тут мы можем ожидать, как минимум, 2 сильных центра. В сфере образования и проведения исследований стратегического характера я пока не вижу оснований говорить о серьезных перспективах у фабрик мысли; у нас нет финансовых ресурсов для этого.
Н.Давыдова: Должны ли быть участники think tank экспертами?
М.Минаков: Cтруктура think tank довольно простая и не очень затратная, работающая на проектной основе. Есть координационное звено, это, фактически, 3-4 человека, которые работают с заказчиками и управляют базой данных аналитиков. И есть сеть аналитиков, экспертов в узких сферах. Когда приходит заказ, создается группа, например, из экономистов, историков и социологов – и проводится исследование. Затем на основе исследований начинает работать другая группа, которую организовывает пять же этот центр — это юристы и чиновники, или бывшие чиновники, которые могут артикулировать рекомендации госорганам в виде решений или, даже, законопроектов. Затем эта же группа должна создать механизм воплощения этих рекомендаций при помощи адвокации и лоббирования.
В.Логвиненко: Кто, собственно, выбирает людей и формирует состав think tank? И можете озвучить хоть какие-то цифры, интересно, сколько это стоит или сколько это может стоить?
М.Минаков: В центре фабрики мысли находится управленческое ядро, один-два управленца, которые могут оперативно отреагировать на запрос клиента, составление технического задания и привлечение к работе ведущих экспертов. Как только ядро срабатывает по всем направлениям, мы можем сказать, что фабрика мысли состоялась. Как правило, в наших условиях, это зарегистрированная в Украине организация, но в минимальном виде это – вот такая структура. В идеале – это должна быть публичная организация с серьёзным наблюдательным советом, с пулом экспертов, которые гордятся тем, что являются экспертами этой организации, – но для этого, наверное, нужно потрать целую жизнь, чтоб создать такую организацию.
М.Атаманюк: Я, наприклад, знаю, що є аналітичні відділи на фабриках, великих корпораціях, навіть у Пінчука чи Ахметова, на які працюють математичні аналітики, які моделюють соціальні, економічні та інші процеси. Тобто, я так розумію, фабрика думки збирає всіх спеціалістів і пропонує свої послуги державі чи іншим. А на заводах і фабриках існують ці аналітичні відділи, вони що тоді дублюють функції, чи як?
М.Мінаков: Вони працюють так само у розрізі техніки, однак мають інше спрямування. Фабрика думки, як ви бачите, це публічна організація: вона може бути прибутковою, вона може бути зареєстрованою, але вона працює не на приватний інтерес, а на публічний. У цьому вона буде відрізнятися від КБ. Тому що, яким чином цей аналітичний відділ, наприклад, East Оne чи СКМ може вплинути на публічні органи влади? Тільки непублічним – скоріш за все корупційним – шляхом, правда? Але фонд, який належить тій же особі, але є більш публічним і діє з залученням публічних органів, має наглядову раду, яку, приміром, очолює колишній прем’єр-міністр Канади – він може вплинути публічно, некорупційно на рішення, які приймає уряд в економічній політиці. Якщо вплив стається – це означає не корупційний спосіб, це означає, що знайшли шляхи і раціональні аргументи в цьому фонді – уряд до них дослухався і прийняв ті чи інші рішення.
А.Копыл: Я считаю, что один из самих принципиальных вопросов из сферы деятельности think tank – это вопрос заказчика. Даже пример с метадоном: Вы говорили о родителях, которые піклуються, но если посмотреть беспристрастно, была, насколько я знаю, такая корпорация, которая получила около 50-миллионные отчисления и в итоге подсадила на метадон всю Украину. Так она тоже возможно была определённым заказчиком… Есть ли такие примеры, желательно показать, если есть такие примеры в Украине, когда заказчиком продукта являлась сама фабрика мысли или другая организация, или человек с общественным интересом, а не с приватным?
М.Минаков: Прокомментирую. Я не сторонник теорий заговора, и корпорация, которая получила [заказ] – [получила] его в результате открытого международного тендера, не украинского. А что касается заказчика, то, как правило, фабрика мысли предпочитают работать на заказы публичных организаций – это идеальная ситуация. У нас в Украине сейчас, особенно после 2005 года, очень часто муниципалитеты обращаются с заказами к центрам регионального развития. Кстати, многие из вас знают, что у вас в городе существует тот или иной центр регіонального розвитку (они когда-то создавались на гранты, в большинстве областей они умерли, но есть несколько областей, где они стали серьезным подспорьем для местных властей), которые финансируются из местных бюджетов.
Как пример приведу кейс, произошедший в Киеве. Дорожная милиция искала, как решать проблему пробок. И тогда они наняли think tank, которой сейчас уже не существует, Центр технических решений, по-моему. Ребята из Центра создали программу, которая держала в памяти все дороги Киева и все зарегистрированные автомобили в Киеве. Программа рассчитывала изменения в количестве автомобилей и прогнозировала, какое количество парковок нужно, на каких участках нужны определенные режимы движения. Скажем, вот здесь знак «поворот» нужно отменить, а здесь наоборот разрешить.
Эта рекомендации была приняты УВД Киева, работу оплатили, но ход предложенным решениям не дали. Видимо из-за того, что это ограничивало источники доходов многих людей… Это даже не смешно. Было предложено хорошее решение на несколько лет проблем пробок в городе.
Киев до сих пор задыхается от «пробок». И решение проблемы «пробок» – не только публичный интерес в сфере публичного транспорта. Если вы наложите на карту города карту диагнозов рака легких, вы увидите очень интересную картину: там, где машины стоят долго в пробках, у жителей ближайших домов диагноз рак легких зашкаливает. Для Киева – это район вокруг Бессарабки, это Большая Житомирская и т.д.
Другой пример – публичный процесс рассмотрения муниципального бюджета в Комсомольске, Полтавская область. Когда-то Полтавский центр регионального развития подготовил процедуру проведения бюджетных слушаний для городов области. Комсомольск был одним из первых городов Украины, который запустил такой процесс, и включил в статут города положение про обязательные бюджетные слушания.
П.Викнянский: Помечаю сразу на полях: образовательный контур находится без заказчика сейчас, но вызов-то в том, что если мы оставляем образование вне вообще дискурса, то мы теряем страну.
