В самый канун глобального суперкризиса, интеллектуалы/ки и активисты/ки со всей Украины, преимущественно молодежь, собрались в Карпатах на «ХІІ Зимнюю Студреспублику», чтобы дискутировать о «Прогрессе между эволюцией и революцией». Публикуем расшифровку обстоятельного доклада от 21 февраля 2020г. — изучайте!
Как совладать со временем?
Сергій Дацюк: Я буду обсуждать то, как вообще появляется будущее, и как мы можем узнать, что мы работаем с будущем. Вот кто-то из вас знает, как наступает «завтра», а? Не, никто не знает?
Т
Сергій Дацюк: А ви де при цьому?
Таміла Ширай: Ми? Спим.
Сергій Дацюк: О! Итак, смотрите. Сегодня — сегодня. Потом вы уснули, и настало завтра. А скажите, завтра — это будущее?
Із аудиторії: Да.
Сергій Дацюк: А почему вы так думаете, можете объяснить?
Із аудиторії: Потому что мы не знаем, что будет завтра.
Сергій Дацюк: Ну мы про много чего не знаем. Мы не знаем, например, что было вчера у соседей. [смех] Так что, это будущее?
Марія Корабельнікова: Мы не можем действовать завтра, мы можем действовать сейчас.
Сергій Дацюк: А сейчас вы можете действовать?
Із аудиторії: Да.
Сергій Дацюк: Каким образом? Еще древнегреческая философия решала этот вопрос. Всякое действие в момент, когда вы его сделали, оно сразу же оказывается в прошлом. Вы в принципе не можете действовать сейчас — в принципе!
Марія Корабельнікова: Ну вот этот момент, который определяется, это же и есть сейчас?
С
Марія Корабельнікова: Ну вот тот момент, когда вы сделали действие, — это и есть сейчас.
Сергій Дацюк: Нет, когда вы сделали действие, это уже не сейчас. Язык вам сопротивляется — вы его сделали.
Євгеній Джима: Когда вы делаете?
Сергій Дацюк: И что?
Євгеній Джима: Наверное, это и есть сейчас.
Сергій Дацюк: Почему вы так думаете?
Євгеній Джима: Потому что происходит процесс.
Сергій Дацюк: То есть вы считаете, что «сейчас» можно растянуть?
Євген Джима: Можно.
Сергій Дацюк: А прошлое можно растянуть?
Євген Джима: Процесс можно растянуть, да.
Сергій Дацюк: Какой? Сейчас?
Євген Джима: Сейчас.
Сергій Дацюк: А как долго?
Євген Джима: До того момента, пока не закончится сам процесс, наверное. Тогда это уже будет прошлое.
Сергій Дацюк: Да вы что! То есть вот как солнце горит, так вот и сейчас? Но оно же процесс.
Євген Джима: Ну да.
Сергій Дацюк: Ну вот вам: отсчитывайте 9 млрд лет, и всё — сейчас [смех]. Понимаете, вот мыслить такими категориями не так просто, как вам кажется на первый взгляд.
Мы с вами не живем ни в прошлом, ни в настоящем и ни в будущем. Можно сказать, что мы с вами вообще не живем, но, как бы, мы допускаем, что есть нечто, что мы можем с вами представлять как то, что мы живем. Но мы точно с вами не живем сейчас, мы живем в моменте, который вот был — и вот его нет. По отношению к этому моменту у нас есть определенное мышление.
Так вот, я хочу донести до вас, что вот эта вот смена — представление о будущем и воспоминание о прошлом — она есть принципиальной для работы со временем вообще, и тем более для работы с будущим.
Как узнать, что вы встретились именно с будущим?
Кто из вас вообще встречался с будущим? Кто-то встречался? Где-то было такое, что вот вы идете — раз, и будущее?
Із аудиторії: Во сне, присниться может.
Сергій Дацюк: Ну это вам так представлялось, что вы там во сне с ним встречались. Во сне вы вообще ни с чем не встречаетесь — только сните. А вот действительно с будущим встречался кто-то?
Віталій Даниленко: Ну когда запланировал и потом реализовал — это ж будущее пришло в настоящее?
С
Катерина Гончарова: Вот эта граница размыта: наступает будущее и становится настоящим…
Із аудиторії: Всі хочуть знати, що буде в майбутньому.
Сергій Дацюк: Ну, це так, що всі хочуть знати. Но как встретиться с будущим, как его опознать? Вот вы с чем-то встретились, как узнать, что это будущее?
Анастасія Корицька: Можливо, ми просто придумали для себе поняття «майбутнє», а його просто не існує. І ми себе заспокоюємо, що в майбутньому в нас все буде чудово, все буде класно.
Сергій Дацюк: Нет, я немножко не про это спрашивал. Я спрашивал: вот вы встретили нечто, как узнать, что это будущее? Представьте, что вы это встретили — не придумали, а вот встретили: как узнать — это будущее или нет?
Анастасія Корицька: На теперішній момент це буде зараз.
Сергій Дацюк: Хорошо, вы нечто встретили, подозреваете, что это будущее, даже якщо воно зараз — как об этом узнать?
Вікторія Дудка: Якщо ми вже це зустріли, майбутнє, то воно вже перестало бути майбутнім, а перетворилося в теперішнє.
С
Вікторія Дудка: Якщо ми вже зустріли, то воно вже зараз, то воно вже теперішнє.
Сергій Дацюк: Чого? Не все, що ви зустрічаєте, теперішнє. Може бути і минуле.
Віталій Даниленко: Может, это горизонт нашего планирования?
Сергій Дацюк: Та причем же тут планирование?! Вот представьте, вы нечто встретили, подозреваете, что это будущее — подозреваете! — как в этом удостовериться?
Із аудиторії: Происходит то, что мы не можем предугадать, неожиданность.
Сергій Дацюк: О-о! То есть смотрите: будущее принципиально не похоже на настоящее. То, что вы узнаёте — это продленное настоящее. А вот то, что не похоже… ну, не обязательно, но может оказаться будущим. Вот это важный момент, что будущее — это…
Із аудиторії: Разрыв.
Сергій Дацюк: …разрыв с прошлым и с настоящим. Если разрыва нет, то будущее не возникает. Всё то, что пишут наши политики и консультанты, будущим по определению не является. Знаете, почему? Вот как узнать, что это будущим не является? Опять простой вопрос. Как узнать, что то, что пишут политики, не является будущим?
Із аудиторії: Это уже было или есть.
Мало того, этого еще недостаточно. Ну не узнали, мало ли? Может, плохо подумали, зрение у вас плохое, не услышали. Но вот вы присмотрелись, и вы точно видите: точно не похоже на настоящее. И вот тогда возникает такая особая вещь, [которую] такой был футуролог, [Тоффлер] назвал «футурошок». То есть будущее — это не только то, что принципиально не похоже, а и то, что настолько сильно вас потрясает, что вызывает у вас шок!
Можно даже утверждать, что то, что похоже на настоящее, или то, что не вызывает футурошок — точно не является будущим. Не то, что вызывает футурошок — вообще будущее, но, как минимум, мы можем подозревать, что, вот, мы нечто встретили, а оно не похоже на настоящее, оно вызывает футурошок, то скорее всего мы встретились с будущим.
А теперь смотрите, нам нужно с вами определиться по поводу этого футурошока. Ну, да, было такое время, когда время текло быстрее. И наступает время, когда оно замедляется. Потом снова оно течет быстрее. Вот как вы думаете, мы сейчас живем в медленное или в быстрое время?
Із аудиторії: В быстрое.
Сергій Дацюк: А почему вы так думаете?
Віталій Слюсаренко: Динамика изменений больша́я.
Сергій Дацюк: А что такое динамика изменений?
Віталій Слюсаренко: Это значит, что новое, которое мы не встречали раньше, повторяется все чаще, в более коротких промежутках.
Сергій Дацюк: Да, т.е. интенсивно наступает. А теперь смотрите, тут есть такая заковырка. Считается, что футурошок возникает именно, когда возникает это представление о быстром времени. Что значит быстрое время? Это значит, что изменения происходят быстрее, нежели мы можем их понять и к ним приспособиться — вот это состояние и называется футурошок.
Теперь смотрите, происходит инфляция: опять нечто, опять вы не узнаете, опять футурошок; опять нечто, опять вы не узнаете, опять футурошок; а потом 10 раз так, 20 раз, а потом 100. А потом вы к этому привыкаете! Что при этом происходит?
Із аудиторії: Перестаете удивляться…
Сергій Дацюк: Как минимум, вы выходите за пределы некоего представления. По секрету скажу, что вот эта вся хренотень в 70-е гг. XX в. называлась НТП, научно-технический прогресс. То есть вы могли рассматривать эти изменения в футурошоке, в состоянии футурошока, и вы понимали в картине научно-технического прогресса, что это обозначает.
Пророки индуцируют футурошок и говорят нам о будущем «непонятным языком»
А
Віталій Слюсаренко: Начинаем улавливать закономерности.
Сергій Дацюк: Мы утрачиваем прежде всего представление, что это старый добрый научно-технический прогресс. И какие закономерности мы тогда улавливаем? Вы понимаете, что закономерности связаны с этим представлением о прогрессе. Как только оно у вас напрягается, вы понимаете, что вы уже ни х*ра этих закономерностей ухватывать не можете. И у вас возникает другое представление.
Футурошок начинает выходить за пределы настоящего — и образуется представление о близящемся кардинальном футорошоке. Как оно называется? Сингулярность, слышали такое слово? Это когда вот этот футурошок выходит за пределы настоящего, распространяется на ближайшее будущее, и мы вообще понимаем, что если так все и дальше будет убыстряться, то нечто непонятное произойдет, и после этого чего-то непонятного мы вообще не будем понимать, чего происходит. Вот такую точку Вернор Виндж в 1994г. в работе «Технологическая сингулярность» и назвал «сингулярностью». Виндж был не прав только в одном: он считал, что она имеет технологическую природу.
На самом деле существует несколько сингулярностей, я вам о них расскажу. Первая сингулярность или первое представление [о ней] — это математическая сингулярность. Ее изучают математики, и благодаря наличию этого представления, собственно, Виндж смог предсказать ее существование.
Второе представление сигнулярности изучают в физике, оно нам известно, как «сингулярная точка», из которой происходит биг-бум, мировой бабах или Большой взрыв — это физическое, второе представление.
Третье представление — это технологическая сингулярность. Его разработал Вернор Виндж, потом об этом… ездил Курцвейл и везде его по миру продавал. Винджу было облом ездить, а вот Курцвейл ездил и продавал его в розницу. Виндж продал его оптом, а Курцвейл ездил и продавал в розницу.
Еще есть чисто логическое, оно же философское. Оно глубоко укоренено в логику и связано с гипотезой Кантора, т.н. континуум-гипотезой. Звучит она так: всякое множество либо счетно, либо континуально. Эта гипотеза является одной из проблем Гильберта, о которой он говорил в 20-х гг. XX в., считается, что она до сих пор не разрешенная. Иначе говоря, если вы способны построить множество, то либо оно будет чем-то таким непрерывным и плавным, и непонятно, что во что переходит — либо оно будет разъединено на какие-то кусочки, и вы можете это посчитать.
Кантор спрашивает: а есть третье состояние? И вот это пятое представление, оно напрямую касается попытки решить гипотезу Кантора. Это третье состояние и есть сингулярность.
Итак, правильная широкая гипотеза Кантора будет звучать так: всякое множество либо континуально, либо счетно, либо сингулярно. Из этого проистекает несколько интересных выводов. Во-первых, что сингулярность объединяет в себе счетность и континуальность. То есть это некоторая сингулярная точка, которая определяет, как минимум, одну вселенную, а то и больше. Второй момент — что сингулярность является термином мощным, и плохо описывается в языке. Поскольку мы не можем это представить, как это: счетная бесконечность умещается в чем-то, которое потенциально непрерывно, да еще и, как бы, сведено в нечто, что можно как-то компактно представить. Язык этому сопротивляется.
И, наконец, последнее. Что сингулярность в футурологическом виде, как футурошок, представляет для нас мыслительно неразрешимую проблему. Грубо говоря, мы не просто боимся сингулярности, потому что, вот, она произойдет, и мы такие интересные, красивые, сексуальные — вдруг, бац, и непонятно во что превратимся. Мы этого боимся, потому что наше мышление не может этого выдержать. И вот мы с вами говорим о будущем, которое обязательно связано с футурошоком.
Теперь обратите внимание, что есть особые люди, футурологи. Если для нас с вами футурошок — это когда мы встречаемся и боимся вот таких вот всяческих выкрутасов: встречи с будущим, встречи с сингулярностью, то есть специальные люди, которые индуцируют в себе это состояние. Грубо говоря, вам чтобы нечто описать, надо его пережить, да? — то есть люди, которые вгоняют себя в футурошок, для того чтобы попытаться представить будущее. Представьте себе, они называют себя футурологи и действуют обратным образом: они вгоняют в футурошок и пытаются представить будущее.
Поэтому, если к вам приехал какой-то эксперт с Запада и рассказывает вам о будущем, и вы все понимаете, можете быть уверены — это точно клоун. Никакого отношения к пророку он не имеет. Если он не вызывает у вас шок, если он не индуцирует это состояние, если все, что он говорит понятно — вот точно не футуролог.
А как же тогда относиться к пророкам? Вообще отношение к ним весьма сложное. Во-первых, что нормально, каждый пророк считает другого лжепророком. То есть существует пророческая конкуренция.
Во-вторых, пророки вообще не работают для современников, потому что они их ни хрена не понимают. Они работают только для потомков. Поэтому если вы видите человека, который что-то там белькотит, причем ни хрена непонятно — то первое что у вас должно возникнуть, что пророк, а уже потом, что идиот. Потому что, если он не делает никаких неадекватных движений, скорее всего пророк. Нет, может, одновременно и пророк, и идиот. Но скорее все-таки… вы вначале должны подумать, что пророк. Это я вас так готовлю, потому что чем дальше мы приближаемся к сингулярности, тем большее количество пророков будет возникать. А вы возьмете, ну как бы так… неосторожно замочите его или, еще там, в дурку упрячете! В общем, не надо… Лучше думать, что человек — пророк, нежели что он — идиот.
Как совладать с будущим?
Із аудиторії: Готувати себе?
Сергій Дацюк: Каким образом? Ну вот вы в 40-м году и знаете, что в 41-м, 22-го будет нападение — что делать, куда бежать?
Із аудиторії: В бункер.
Сергій Дацюк: Какой бункер?
Із аудиторії: Доносить информацию. Спланировать.
Сергій Дацюк: План? Ну, спланировали. И что делать будете? Представьте, у вас есть план. Что делать будете? Начнете бункер копать — точно арестуют. А-а-а, диверсант вражеский копает бункер, чтобы прятать!..
Із аудиторії: Переговоры.
Віталій Слюсаренко: Стратегии?..
Олександр Гречко: Ну донести всем остальным, кто не знает этого.
Сергій Дацюк: То есть попасть в дурку [смех].
Із аудиторії: Нет, листовки у метро раздавать!
Сергій Дацюк: А кто-то интересовался тем временем? Знаете, сколько было таких, кто кричали, что будет война — знаете, что с ними делали?
Із аудиторії: Попытаться найти союзников…
Сергій Дацюк: За провокацию сажали в тюрьму! Так все-таки, что делать?
Владислав Маєр: Правильный рычаг для предотвращения найти.
Сергій Дацюк: Ну, а что это значит?
Крістіна Бунєєва: Зрозуміти причини, які можуть до цього привести.
Сергій Дацюк: Ну, зрозуміли, далі що будете робити?
Крістіна Бунєєва: І постаратися прибрати ці причини, щоб уникнути цього.
Сергій Дацюк: Ребятушки! Вот я вас приготовлю к этой вещи. Работа с будущим связана всего с двумя, которые просто звучат, действиями, но которые чрезвычайно сложны для исполнения, потому что напрямую угрожают вашей жизни — это отказ и это преодоление.
Любого политика по тому, работает он с будущим или не работает, вы можете узнать всего по двум этим вещам: от чего он отказался и что он преодолел. Помните еще предыдущего Президента, помните? Вот скажите, от чего он должен был отказаться, а не отказался?
Із аудиторії: От бизнеса, фабрик.
Із аудиторії: Богатства.
Сергій Дацюк: Ну от богатства не обязательно, но от управления бизнесом — точно.
Олександр Гречко: От зарплаты Президента.
Сергій Дацюк: Та от зарплаты он мог отказаться — это ему не мешало. От чего он должен был отказаться?
Андрій Гриценко: Від зовнішнього управління.
Сергій Дацюк: Как например! Еще? От чего?
Олександр Мазуряк: Від недоторканості?
Сергій Дацюк: Ну это не связано с будущим, это личное, как бы.
Сергій Бєлашко: От кумовства, «посадить трех друзей».
Сергій Дацюк: Ну это тоже, такое…
Катерина Гончарова: Решить войну за две недели.
Сергій Дацюк: Ну это не отказ, это преодоление скорее.
Но смотрите, отказ связан с взятием на себя некоторой роли. То есть он мог отказаться не только от того, чтобы быть бизнесменом. Еще, внимание, он мог отказаться от того, чтобы быть политиком. Не преследовать своих политических конкурентов. Стать государственным деятелем! Стать исторической личностью, войти в историю! Это связано как с отказом, так и с преодолением. Он этого не сделал.
Теперь смотрим внимательно на нового Президента. От чего он обещал отказаться, и не отказался?
Петро Романчук: От Порошенко.
Сергій Дацюк: От Порошенко, и посадить его в тюрьму.
Олександр Гречко: В процесі!..
Сергій Дацюк: Еще от чего?
Із аудиторії: От олигархов.
Сергій Дацюк: От олигархов! Но пока непонятно, да? Скорее всего не отказался. От чего еще?
А
Сергій Дацюк: Ну и это тоже, да-да.
Олександр Мазуряк: Від кумівства він обіцяв відказатися.
Сергій Дацюк: Ну он не совсем обещал именно от кумовства… но хорошо. А преодолеть он что хотел?
Із аудиторії: Войну.
Сергій Дацюк: Закончить войну, объединить страну. Ну, какие еще преодоления?
Із аудиторії: Коррупция.
Сергій Дацюк: Еще что?
Із аудиторії: Посади, деньги.
Сергій Дацюк: Вот, а теперь внимательно смотрим и отвечаем мне на вопрос: этот человек работает с будущим? Почему?
Віталій Слюсаренко: Потому что не хочет.
Сергій Дацюк: Потому что нет ни отказов, ни преодолений.
Трудности преодолеваются увеличением труда, а проблемы — только инновациями
Итак, первое, куда мы с вами попадаем, когда хоть что-то делаем, это в задачный режим. Мы с вами выполняем некоторую задачу. И вдруг мы видим, что эта задача как-то плохо нами выполняется — возникают трудности. Как можно преодолеть трудности? Как преодолеваются трудности?
Із аудиторії: Находится решение. Настойчивость! Переступить через себя!
Сергій Дацюк: Вот, постойте еще через себя… В самом слове «трудности» содержится подсказка — через труд. Трудности преодолеваются тем, что вы прикладываете больше труда — и преодолеваете. Итак, вы преодолеваете-преодолеваете, тратите труд, труд все увеличивается-увеличивается… И наконец-то вы приходите к такому уровню, что трудностей много, а вашего труда уже не хватает.
Тогда возникает что? Тогда возникает проблема. Проблема простым трудом не преодолевается. Сколько не приложи труда к проблеме, она не преодолевается трудом. Мало того, я вам скажу еще один секрет, который знают, например, немцы, французы, ну, в общем в Европе знают: если вашу проблему можно решить за деньги — это не проблема, это расходы. Обратите внимание, если проблему можно решить не при помощи труда, как трудности, а за деньги — это не проблема, это расходы!
Когда возникает проблема? Когда ее нельзя решить увеличением труда, ее нельзя решить за деньги, вот тогда это проблема. Вот тогда — кто тут говорил про преодоление? — нужно включать куколку. Не головку — куколку, и думать куколкой. Как преодолеть эту проблему? Нащупывать инновацию, придумать что-то такое, чего раньше не было. Грубо говоря, стучаться в двери будущего! Когда вы придумываете инновацию, вы делаете что-то такое, чего на настоящее не похоже. Грубо говоря, решая проблему, вы заглядываете в будущее.
Чтобы оказаться в позитивном будущем без катастрофы, надо ввергнуть тех, кто принимает решения, в кризис
А что будет, если вы откажетесь заглядывать в будущее и не решите проблему, а? Со временем, эта проблема превратится в целый ряд проблем, и возникнет то, что называется кризис. Что такое кризис?
Ну хорошо. А что будет, если вы не захотите решать кризис, что будет, а?
Із аудиторії: Хаос.
Сергій Дацюк: Катастрофа! До хаоса еще будет катастрофа. Смотрите, теперь мы взглянем на кризис с позиции катастрофы. Что такое кризис с позиции катастрофы?
Із аудиторії: Начало.
Сергій Дацюк: Да, начало. А что это такое? Вот вы стали на позицию катастрофы: видите, как все рушится, и вы думаете: «Блин, какой же я был идиот! И не увидел кризис». А теперь смотрите, мы уходим с этой позиции катастрофы и возвращаемся к позиции, когда кризис. Оказывается, что тогда мы должны были сделать — ввергнуть людей в кризис! Вот вдумайтесь в то, что я говорю: ввергнуть людей в кризис. Кризис — штука субъективная, он может быть, а вы его можете не видеть. Поэтому с т.зр. катастрофы, а это означает антиутопического будущего, вы должны, увидев кризис, в этот кризис ввергнуть всех остальных.
То есть что вы должны сделать? Надо сказать: «Ребята, у вас не просто какая-то отдельная проблема, у вас проблема системного характера, вам надо включать мышление, вам надо пересматривать всю картину мира». То есть для того, чтобы оказаться в позитивном будущем без катастрофы, вам надо ввергнуть людей в кризис — ну, не всех людей, хотя бы тех, кто принимает решения. Обратите внимание, вы можете быть в кризисе, но этого не понимать. Потому что кризис — это не только некая объективная характеристика, это ваше восприятие, ну, ваше и др. людей, принимающих решения. Правильная реакция при обнаружении кризиса — ввергнуть остальных людей, принимающих решения, в тот же кризис. То есть показать им это представление как кризисное, дабы уберечься от катастрофы.
Иначе говоря, в момент кризиса возникает выбор, вилка: катастрофа или принципиальное, фундаментальное изменение мира или хотя бы какой-то локации мира. Изменить вы можете, только ввергнув в кризис, т.е. доказав всем, что кризис есть и с ним нужно работать.
Работа с будущим связана со смертельными, экзистенциальными рисками
Смена онтологий — это не просто больно, вот рефлексия – это больно, а смена онтологий — это смертельно опасно. Поэтому люди, которые пытаются ввергнуть в кризис других людей, очень сильно рискуют. И не просто тюрьмой, а тем, что их вообще уничтожат. То есть это экзистенциальный отказ, жертвенность. Для того, чтобы ввергнуть людей в кризис, мало простого отказа — это экзистенциальный отказ, готовность к жертве. И такие люди, которые готовы к жертве, были: Сократ, Христос. Кто помнит еще? Ну, смелее.
Із аудиторії: Джордано Бруно. Да полнó!
Сергій Дацюк: Ну, Джордано Бруно. Кто еще?
Із аудиторії: Махатма Ганди.
Сергій Дацюк: Допустим.
Олександр Єжов: Коперник.
Сергій Дацюк: Ну не уверен я, что там был отказ… в общем ладно, хрен с ним.
То есть мы в ситуации кризиса оказываемся в необходимости делать этот выбор. А была еще ситуация, когда уничтожение не состоялось. Кто-то смотрел фильм «Лютер»? Это элитарное действие, Лютер — это не индивидуальное действие. Лютер получил поддержку уже оформившейся немецкой элиты. Она его защищала на суде, который был публичен. И он смог заявить позицию, которую затем поддержала вся немецкая элита. Слова его: «На том стою и не могу иначе», были слова предъявления картины мира иной и упорствование в этой иной картине мира. В отказе от нормативности Ватикана, который он тогда развернул. А что там было, помнит кто-то из истории?
Із аудиторії: Против Папы Римского пошел.
Сергій Дацюк: Ну, да-да. За что? Что там Папа набедокурил-то?
Із аудиторії: Точно не скажу…
Сергій Дацюк: Он индульгенции продавал.
Із аудиторії: Индульгенции, да!
Сергій Дацюк: Вот, он [Лютер] написал «95 тезисов», прибил на дверь церкви — и с этого момента вся бодяга и началась. И завершилось это все тем, что был суд. А он предуготовлял новое видение, которое было революционным для того времени. Во-первых, он перевел Библию, т.е. сделал ее публичной. И выбил из-под всех этих пап и их сановников почву, поскольку Слово Божие стало известным, публичным, о нем могли вести споры все, кто умел читать, все, у кого были деньги либо купить, либо хотя бы прочесть Библию.
То есть фактически он создал новую Германию. Он дал доступ к картине мира для большинства, и сделал возможным работать с этим видением. Он фактически предъявил будущее в основаниях мыслительных способностей рассуждать о картине мира, которая раньше была уделом узкого слоя. Из этого возникло принципиально новое религиозное движение, которое в себе имело тоже очень много драматических ходов.
Но моя цель — показать вам, что работа с будущим, она связана с экзистенциальными рисками. Небольшими — при решении проблемы, и более масштабными — при решении кризиса.
Только, если вы говорите неприемлемое для масс и способное разрушить порядок, вы представляете в себе силу будущего!
А теперь представьте, что вы хотите иметь дело с будущим — что вы должны сделать?
Із аудиторії: Беспорядок.
Сергій Дацюк: Ввергнуть в кризис и организовать беспорядок, да? Зачем?
Таміла Ширай: Щоб був порядок.
Сергій Дацюк: Чтобы был новый порядок, если дело идет о кризисе. А вот как это сделать? Оказывается, что вы должны предъявить нечто настолько же мощное, как наличный порядок. Но вы же не можете это сделать, поскольку против вас армия, суды, тюрьмы, полиция, да? Вот это всё против вас. Стало быть, вы должны что-то придумать такое, что на каком-то уровне проскользнет сквозь это всё и будет ими не замечено. Это то, что проскальзывает, и называется «сила». Некоторая новая сила! Есть порядок — и новые силы. Силы — произвольны, порядок — устаканен, четок, понятен, закономерен. Итак, порядок — закономерен, силы — произвольны.
Но как только вы начнете представлять из себя силу, вы захотите, чтобы про вас узнали с тем, что вы готовите этот новый порядок. С чем вы встретитесь? Вы встретитесь не только с противодействием порядка, вы встретитесь с сопротивлением масс. И вот эта третья вещь называется «давление масс». Обратите внимание, давление масс — это как инерция. Она действует независимо ни от чего. Даже если порядок будет лежать в руинах, давление масс все равно будет сохраняться. Давление масс — это как некий мировой эффект. Это то, с чем вы встречаетесь независимо от того, есть порядок, нет. Даже в хаосе есть давление масс.
И вот эти три вещи — порядок, сила и давление масс — позволяют вам понимать, где будущее. А вот теперь скажите мне, где будущее?
Людмила Рудкевич: Когда вызывают сопротивление масс…
Как это преодолеть? Как стать силой? Прыгнуть в будущее на небольшой шаг или забежать очень далеко? Или прыгнув на небольшой, развернуть это? Или предъявить нечто такое, чтобы, ну, какому-то количеству людей понравилось? Это базовая проблема футурологии — настолько понятным должен быть мыслитель, настолько понятным должен быть пророк!
Андрій Гриценко: Ви трішки раніше казали, що якраз те, що каже пророк, має бути незрозумілим.
Сергій Дацюк: Для кого?
Андрій Гриценко: Для тих, хто його чує.
Сергій Дацюк: Для сучасників. І зрозумілим для потомків.
Андрій Гриценко: Певно. Але ж його сучасники будуть чути.
Сергій Дацюк: Вот-вот, проблема: как быстро должны прийти вот те, кто следом? Как быстро? То есть вы создаете силу, вы — пророк, как быстро должны появиться те, кто после? Те, кто уже будет растолковывать. Это хватит для вашей жизни, или это уже только в следующей? Как правило, ни один пророк не хочет, чтобы только после его смерти, как бы, он что-то произвел. Хочет еще при жизни. Но получается как раз после смерти, так? Для, условно говоря, победы религиозной традиции, традиционно были нужны сотни лет: 200, 400, где-то такие вот сроки. Сегодня, при наличии средств массовой информации, интернета, социальных сетей, сроки очень сильно сократились. Даже не до десятков лет… даже не до лет — до месяцев. Возникает вопрос: если это так, то надо это использовать, или же нет?
Із аудиторії: Це можна.
Сергій Дацюк: Нужно или нет? Вот есть сейчас возможность пророкам достучаться до вас через интернет. Стоит это делать или не стоит? Будущее торопить или пусть идет естественным образом, приходит естественным образом. Как вы думаете?
Смотрите, я же вам рассказывал, в чем тут заковыка, и объяснял, что все это завязано на сингулярность. Этот вопрос я переформулирую: стоит ли приближать сингулярность?
Сергій Дацюк: Почему стоит приближать сингулярность?
Андрій Гриценко: Все пришвидшується, і це також пришвидшується.
Сергій Дацюк: Это не ответ. Сингулярность — не все. Мы не знаем, что будет после. Мы не знаем, сохраним ли мы вообще вот эту телесность, это сознание. Мы не знаем, мы не уверены. Так стоит?
Андрій Гриценко: Це щось незрозуміле, і певно…
Сергій Дацюк: Вот-вот! Я вам покажу, что сегодня происходит в мире из-за сингулярного страха. Все цивилизации на сингулярный страх реагируют по-разному: Россия — путем архаизации, Европа — путем прокрастинации, США — путем терминаризма, Китай — путем создания тотального контроля. А Украина как? Путем разброда, шатания и прекращения существования своего государства.
Павло Вікнянський: І скигленням ще.
Сергій Дацюк: А, ну да, по пути еще скиглить. То есть все как-то по-разному реагируют на сингулярный шок, но реагируют все. А, да, еще забыл: ислам — путем не то «Арабской весны», которая очередная реформация, не то громадной войной, в которой вообще никто не выживет из представителей ислама. Никто не остался в стороне. Все переживают сингулярный шок, все на него реагируют.
Снова задаю вопрос. Вот в этой всей массовой истерии, антифутурологичной, антисингулярной, стоит приближать сингулярность? Давайте я вам кое-что напомню. Естественной реакцией высших приматов на стресс является что?
Із аудиторії: Агрессия.
Сергій Дацюк: Агрессия. Следствием агрессии является что?
Із аудиторії: Конфликт.
Сергій Дацюк: Война! Если вы приближаете сингулярность, то вы приближаете что?
Із аудиторії: Войну.
Сергій Дацюк: Теперь поняли опасность? Это вам не какой-то жалкий экзистенциальный вызов для одного — это экзистенциальный вызов для человеческой цивилизации! Вот почему не надо торопить сингулярность. Окститесь, футурологи, блин! Приехали тут мне, сейчас убыстрять будут сингулярность! Подумайте вначале, перед тем, как что-то делать. Тем более, когда дергать за усы мирового льва!.. Вот давайте на этой ноте перейдем к вопросам.
Грядущие новые силы
о
Сергій Дацюк: У вас большой монитор, он отслеживает самые сильные силы: и когда они представляют наибольшую опасность, он их урезонивает и приводит к порядку. Или, скажем в другом ключе: как только силы видят, что они несут, и сколь разрушительны они могут быть, они, объемля всё, берут ответственность на себя и устанавливают новый порядок. Из сил они становятся порядком. Можно рассматривать это как рациональные действия на индивидуальном уровне, как способ сохранения себя как силы, как Божественный промысел — значения это не имеет. Сила, победившая порядки и давление масс, становится новым порядком. В этом ее рациональное действие или Божественный промысел — можете и так, и так назвать. Еще вопросы?
Павло Вікнянський: Дякую. Буквально [останні] бліцпитання. Сергій був першим.
Сергій Бєлашко: Вот по последней буквально фразе. Правильно ли я понимаю, что любой Майдан либо аналогичное действие, не важно… он ускоряет сингулярность и в результате приводит к войне? Ну, т.е. эта причинно-следственная связь, она универсальна? Так ли это?
Сергій Дацюк: Нет, Майдан — это всего лишь бунт. Майданы революции не делают, Майданы делают бунты. Революции делают интеллектуалы, проектировщики, программисты, стратеги и государственные деятели. И никогда — политики, никогда политики не делают революцию! Политики уже используют некий порядок для установления вот этого равновесия между группами интересов. Вот всё, где вы знаете, успешные революции, там везде государственные деятели. Государственный деятель — уже не политик, это человек на ступеньку выше. Поэтому Майдан — не революция, увы. Это бунт, на Майданах бывают бунты.
Сергій Бєлашко: То есть он не ускоряет сингулярность?
Сергій Дацюк: Он вообще к этому отношения не имеет. Поскольку не делает революцию, то никакую сингулярность он [не вызывает]… Он наоборот увеличивает отрыв, поскольку вносит хаос. Еще вопросы?
Олександр Єжов: Мне кажется, мы все чувствуем грядущую какую-то новую силу. Я уверен, она в Вашем поле мыследеятельности была. Не могли бы Вы хотя бы частично нас приблизить к этой новой силе, и в каком она [месте]? Мне кажется, это куда-то в сторону виртуальной реальности, так ли это?
Я вам объясню, почему не виртуалы. Корпорации очень сильно сопротивляются. Уже все технологии есть — корпорации сильно сопротивляются производству виртуальных капсул. Мы уже можем до трети человечества засунуть, чтобы они тут не отсвечивали и себе спали в своих виртуальных мирах. Есть очень серьезное сопротивление этому. Есть серьезное понимание, что это очень сильно изменит человеческий мир. И мы пока боимся это делать.
Поэтому роботы — да. Boston Dynamics демонстрирует, что на уровне динамическом, Маск — на нейросетях, американцы и немцы — в исследовании искусственного интеллекта, т.е. есть масса вещей, которые туда ведут. Плюс, импланты всяческого рода — масса исследований. Скорее всего через роботов, да — это новая сила.
Возможно фильм «Джокер» показывает, что новые разрушители — идиоты. Это тоже новая сила — Джокеры, которые будут уничтожать порядок, не предлагая взамен никакого. Вот это действительно тоже будет отдельная сила. Они представляют даже бóльшую опасность, чем роботы.
[Есть и] отдельные силы, проявившиеся уже: посмотрите, у меня есть за прошлый год анализ итогов года. И я там показал, что появилась принципиально новая сила — хакеры. А почему до этого не было? До этого им не платили деньги. А так, они взяли в заложники один город, потом другой, и им реально заплатили бабки. Вот когда им уже реально начали платить бабки, это значит, что хакеры стали новой силой. Даже появление крипты еще не было так опасно, поскольку там все это было закрыто, а вот публичное предъявление себя как силы, и публично заплаченный выкуп — вот это уже другое.
Вполне возможно новой силой станут разработки биотехнологий. Вот подобно этому вирусу в сочетании с медиа. Это тоже будут новые силы. Здесь же вопрос не в том, как много убивает людей коронавирус, вопрос в том, как вы это подаете в средствах массовой информации. Средства массовой информации могут раскрутить любую бяку, любую! И вот такого типа медиавирусы [тоже].
То есть чтобы вы просто понимали: если вы не смотрите телевизор, то вампиры и зомби вам не угрожают. Если вы не смотрите телевизор, коронавирус вам не угрожает. Но если смотрите, то вплоть до бросания камней в полицейских!
Нет такого преступления против планеты, на которое бы не пошла буржуазия ради 1000% чистогана!
Павло Вікнянський: У нас залишається всього 3 хв., тому прохання: бліцпитання і, Сергію, бліцвідповідь.
Андрій Гриценко: Якщо я правильно зрозумів, то сингулярність не потрібно пришвидшувати, а потрібно створювати новий порядок. Як це краще зробити?
Сергій Дацюк: Это сложный вопрос — я быстро не отвечу.
Сергій Дацюк: Почему в научной?
Максим Кучма: А как же?! А в какой еще другой этике? В первую очередь научная этика запрещает ряд экспериментов, например, по клонированию людей.
Сергій Дацюк: Вы имеете ввиду этику относительно науки?
Максим Кучма: Да.
Сергій Дацюк: А, я понял. Ну, вы знаете, вот этика относительно науки не справляется со своей ролью. Кто-то из вас слышал, что эксперименты по клонированию проводятся в Китае без всяких проблем? А эксперименты над геномом вполне себе проводятся в лабораториях, размещенных на судах, которые просто плавают в нейтральных водах, ни под какой юрисдикцией не находясь.
Понимаете, всегда существуют возможности обойти эти т.н. запреты, тем более, когда речь идет о миллиардных прибылях. Нет такого преступления, говорил Карл Маркс, на которое бы не пошла буржуазия за 300%! А за 500% нет такого преступления против человечества, на которое бы не пошла буржуазия! А за 1000% нет такого преступления против всей планеты вместе с человечеством и животными, на которое бы нельзя было пойти! Понимаете, это же вопрос чистогана.
Павло Вікнянський: Коротко все ж попрошу по попередньому питанню Андрія.
Сергій Дацюк: Там сложный ответ. Итак, еще раз контекст Вашего вопроса, чтобы я как-то сгруппировался.
Андрій Гриценко: Сингулярність не можна пришвидшувати, а потрібен новий порядок — як це краще зробити? Що за порядок?
Поэтому говорить о том, что это один экзистентный порядок — не верно. Поэтому ваш вопрос неверно задан. Скорее всего, послесингулярный мир будет полиэкзистентный и политранзистентный. Я поэтому и говорю, что это сложные вещи, вот так быстро не объяснишь.
Павло Вікнянський: У нас для цього є ще дві повні, навіть трошки більше, доби на нашу гру. Я переконаний, що був дуже корисний, із т.з. логіки розвитку гри, факультатив. Окрім того, що цікавий. Давайте подякуємо Сергію Аркадійовичу! [аплодисменти].