Эксперт Студреспублики, философ, президент Фонда качественной политики Михаил Минаков 24 августа 2013г., в начале финала Студреспублики-2013, выступил с мощнейшим факультативом на тему «Ротация элит и возможное политическое будущее: Украина 2013–2023». Размещаем стенограмму.

Павел Викнянский: Сейчас хочу предоставить слово нашему эксперту, на мой взгляд, одному из самых видных философов Украины (и не только Украины), президенту Фонда качественной политики, доктору философских наук Михаилу Анатолиевичу Минакову.

Михаил Минаков: Спасибо, Павел Матвеевич! Добрый день, коллеги!

Я бы хотел поговорить о нынешнем качестве властных элит в Украине и на остальном постсоветском пространстве, а также о том, каким образом это качество будет влиять на следующее десятилетие. Наши беседы о будущем всегда сомнительны, и больше говорят о нас настоящих, нежели о будущих. Но желание знать, что будет — это не только неотъемлемое право мыслящего человека, но и его обязанность.

Итак, сегодня мы поговорим о структурах и функциях элит, о том, как измеряется их качество, о том, каково именно качество элит в постсоветский период, и каким образом оно определяет возможности и невозможности для Украины в следующем десятилетии.

Элита — это группы, которые реально контролируют центры власти, доступ к ресурсам. За элитой нет никакой мистики, никаких ожиданий моральности и духовности. Люди, которые повседневно принимают решения или же не принимают решения, это те, кто влияет на жизни, на судьбы всех остальных в той или иной стране. Эти решения касаются каждого ежедневно. Элиты состоят из людей, находящихся вне общин или больших групп, не представляют их.

Элиты включают в себя руководителей корпораций, государственных учреждений, армейских начальников, лидеров ведущих общественных организаций, знаменитостей сферы искусства и влиятельных СМИ. Властные элиты — это именно те реальные правители, чьи имена мы необязательно знаем, но чьи решения мы ощущаем на себе постоянно.

Возникновение элиты. Об элитах речь заходит в конце XIX–начале XX вв., и именно тогда возникает теория элит. Появление этой теории сигнализировало, что современное общество наконец-то рассталось с определённого рода политическими традициями, и принцип аристократии окончательно потерял значение. Если аристократия возникала из племенного, родового устройства, прижившегося в архаичных и/или традиционных государствах, то в момент появления элит предыдущий принцип подбора кадров для власти изменился. В современных обществах стали выделяться люди с особыми навыками, психологическими особенностями, которые способствовали их входу в центры власти.

Классики теории элит (Гаэтано Моска, Вильфредо Паретто и Роберт Михельс) начинали как социалисты, а заканчивали как защитники элитизма. Собственно говоря, их главная идея состояла в том, что Маркс и марксисты не правы: какие бы революционные изменения не происходили — справедливость невозможна, всегда будет меньшинство, которое владеет большинством материальных благ, всегда будет меньшинство, которое принимает решения обязательные для большинства. Вот такой пессимистический вывод  для человечества ХХ века. И ХХ век не замедлил подтвердить его.

Разрыв между элитами и массами заполнен политическими мифами, идеологиями и, собственно, теорией элит в качестве наукообразной идеологии примирения с олигархией. Теория элит является способом научного производства верования в то, что элиты неизбежны.

Элиты влияют на будущее. Кроме основной функции элиты — контролировать доступ к ресурсам, есть еще и функция принятия «метафизического выбора». Выбора, не имеющего непосредственного отношения к сиюминутному распределению ресурсов. Такие решения определяют некие долгие процессы в обществе, которые ведут к его общему успеху или поражению.

Для постсоветских элит «метафизическое решение» всегда было невыполнимой задачей. Ровно 22 года назад поздние советские элиты в Украине приняли решение объявить независимость, и сделали это еще до референдума 1 декабря 1991г. Это был метафизический выбор в пользу политической государственной самостоятельности. 

Тут, наверное, я должен заметить, что употребляя термин «элиты» во множественном числе, я удерживаю в поле зрения то, что это разные группы, контролирующие разные центры власти. И эти разные центры власти схематически можно описать как экономический, бюрократический, силовой, информационный, религиозный, культурный. В силу этого, я избегаю говорить об элите в единственном числе.

Ну, скажем, в Украине культурный центр власти у кого? Поплавский, Табачник… [смех] Не смешно… Именно их — и людей за ними — решения влияют на судьбы популярной культуры и образования в нашей стране. Если вы хотите состояться как поп-музыкант вне поля влияния Поплавского, вам придется уехать заграницу. То же с учеными: в Украине ученые не могут состояться, поэтому нужно постоянно поддерживать связь с зарубежными центрами, продвигать свои исследования через них, балансируя ограничительные меры украинской научной властной элиты.

В то же время, те люди, которые контролируют у нас силовые центры, почти не на виду. Наша армия минимально влиятельна. Ранее сегодня Сергей Дацюк упоминал Гондурас. Вот в этой стране военные влиятельны, они ближе к центрам власти.

Если в Украине военные традиционно слабы, в крайне сильной позиции находятся экономические игроки и бюрократы. Нам иногда очень сложно разделить экономику и бюрократию. Власть «окэшивается», а «кэш» становится властью — это важная постсоветская особенность.

Идеальная структура успешной, конкурентоспособной элитной группы имеет как минимум 4 составляющих:

— политическое крыло — властители, которых мы знаем по именам;
— группа экономической поддержки — тень, о которой мы точно не знаем, кто там находится;
— группа силовой поддержки — ещё реже знаем; но это те, кто управляют милицией, «титушками» и т.п.;
— и группа интеллектуальной поддержки (редкость для Украины).

Ротация элит, как правило, имеет два канала: контролируемая и неконтролируемая. В теории, выборы, только не смейтесь, — это неконтролируемая ротация. В наших политических условиях использование админресурса — это контроль элит за неконтролируемым каналом смены элит. Классический контролируемый канал — это назначение, карьерное продвижение.

Ротация элит проходит по-разному в разным системах. Но фактически, речь идет о двух базовых моделях, вертикальной и горизонтальной.

Вертикальная ротация — это смена групп при центрах власти, при которой новые элиты приходят из пред-элитных страт. Как правило, это открытые политические режимы, где конкуренция и сменяемость политических элит позволяет к власти приходить сильным и эффективным лидерам, обеспечивающих общее население неплохим уровнем жизни и вовлекающее массы в участие в локальной политике. Иначе говоря, эти системы эффективно работают, благодаря социальным лифтам. К характеристике таких политических режимов относятся:

— высокая вероятность правления, учитывающего общие интересы населения,
— большой сектор неконтролируемой смены элит,
— демократичность политического режима
— и высокие требования к кадрам элитных групп.

Революции и «поломки» в таких режимах случаются крайне редко.

Для постсоветских режимов характерен иная модель ротации элит. В наших политических режимах между массой и центрами власти существует серьёзная дистанция, которую заполняют не лифты и конкуренция, а иррациональные отвлекающие политические мифы. Основным каналом смены элит здесь является контролируемый путь. «Ломкость» этой модели велика, здесь часто происходят революции и восстания. Для таких режимов характерна низкая эффективность правления, оторванность интересов элит от общего населения, создание властных вертикалей, где невозможны отдельные ветви власти. Частые поломки таких политических режимов связаны с тем, что в них просто невозможно передать власть от одной группы другой: нужно всё, построенное предыдущими властителями, сломать, уволить массу чиновников из предыдущей эры и назначить своих. Такие кадровые решения неэффективны, и, конечно же, для таких систем характерно низкое качество кадров во власти.

Основной тезис этого доклада состоит в том, что способ ротации элит влияет на будущее страны в кратко- и среднесрочной перспективе. Конкуренция элит предопределяет, по крайней мере, ближайшее политическое будущее. Борьба за власть равна контролю за социальным временем. Абсолютная власть – это власть тех, кто управляет нашим с вами временем. Например, постсоветские элиты контролируют наше с вами время тем, что, контролируя всё и вся, распределяя ресурсы лишь в своих интересах, препятствуют людям вне власти реализовывать себя, а стране — развиваться.

Благодаря элитам, Украина является дистопией, местом, где ни один входящий импульс не приводит к изменению состояния; любой импульс тут гаснет.

Оценивать качество элит можно по-разному. Есть сторонники той идеи, что эффективны те элиты, которые умеют удерживать власть. Этот циничный подход не способен к определению ситуации в богатстве ее потенций.

В оценке элит, я сторонник консеквенциализма, то есть подхода, оценивающего правление по его результатам. Я принадлежу к той группе ученых, которые оценивают результат правления элит по качеству жизни населения.

Христиан Вельцель, известный немецкий социолог, вывел формулу для оценивания качества элит: качество элит = открытость элит + подотчётность элит. Открытость означает способность элит придерживаться правил, которые они же и устанавливают для общества.

Фактически, оценка качества элит по этой формуле соответствует месту страны в индексе развития человеческого потенциала, составляемого Программой развития ООН. Этот индекс — интегральный показатель, который ежегодно рассчитывается для межстранового сравнения, измерения уровня жизни, грамотности, образованности, долголетия как основных характеристик человеческого потенциала. За проектом этого глобального измерения стояли два великих мыслителя: Амартия Сен и Махбуб-уль-Хак.

Амартия Сен выдвинул идею о том, что качество правления можно оценить на основе конкретных возможностей граждан. Затем Махбуб-уль-Хак предложил измерение этих конкретных возможностей на основе того, какие выборы позволены человеку в реальности; измерение человеческого потенциала учитывает и рост экономики, и возможности конкретных людей получить доступ к экономическим ресурсам, их распределение и качество жизни.

Если принять консеквенциалистический подход к оценке качества элит и формуле Вельцеля по расчету этой оценки, то картина с постсоветскими элитами выглядит так. На представленных ниже графиках за высшую точку взят индекс человеческого развития СССР на 1990-й год. В последующих изменениях мы можем проследить непростые судьбы постсоветских стран.

После родовой травмы возникновения новые постсоветские страны стали улучшать качество жизни своих населений приблизительно к 1996-го году. К этому моменты новые национальные элиты устоялись, группировки сложились. Само их присутствие стало структурировать социальную реальность и изменять качество управления общественно-политическими процессами.

Страны Балтии раньше приостановили спад. Это связано отчасти с тем влиянием, которое Европейский Союз оказывал на элиты в этих странах. Это внешнее влияние Запада позволило элитам, во-первых, раньше сложиться и, во-вторых, внешний контроль ЕС благотворно повлиял на уровень эгоизма, разобщённости, вовлечения качественных кадров и конкуренцию между местными властными элитами. Так или иначе, именно страны Балтии первыми сумели начать рост человеческого потенциала, и не пали так низко, как украинские или российские элиты после развала СССР.

Очень часто на постсоветском пространстве считали, что недемократические, авторитарные режимы обеспечивают более качественное социальное обеспечение своих населений.

Мы можем сравнить Украину, Россию и Беларусь. Беларусь и правда какое-то время лидировала, благодаря своему раннему авторитарному выбору. Но эффективность такой стратегии оказался гораздо ниже балтийской модели развития, и почти совпал с нынешними мягко-авторитарными Россией и Украиной.

Сомнительна также идея «ресурсного проклятия» России. Наличие дешевых ресурсов из недр зачастую искушают элиты сверхприбылями и повышают уровень эгоизма и недальновидности элит. Однако сравнение элит России, где ресурсное проклятие должно было бы проявиться в полной мере, с «ресурсно-благословенной» (то есть без особых даров недр) Украиной показывает, что влияние ресурсов на элиты не так велико.

Далекоглядность элит влияет на качество жизни общего населения. В постсоветском случае элиты заменяют эффективное планирование и рациональное использование ресурсов разного рода политической мифологией, попыткой подмены политической рациональности идеократией.

Идеократические режимы в Беларуси и России уже установлены, с их догматизмом, консерватизмом и подавлением инакомыслия. Поиски идеократического правления в Украине тоже имеют место. Это отличает наши три страны от Эстонии и Литвы, где идеократия отсутствует, поскольку рациональность институтов ЕС терапевтически влияет на состояние дел в балтийских странах. Важно отметить, что базовые политические мифы в идеократии обеспечивают консолидацию элит и не обуславливают ее интерес к заботе об общем населении. В то же время, консолидация элит в постсоветских странах, находящихся в ЕС, основана на рациональных аргументах, в силу чего решения принимаются в интересах общего населения чаще, чем в идеократических режимах.

Следует также заметить, что общим для постсоветских элит является тот факт, что они не совершают метафизический выбор. Постсоветские элиты и Балтии, и государств вне ЕС, не могут предложить большое виденье для будущего своих стран. В первом случае это связано с ограниченной самостоятельностью элит стран-членов ЕС, а во втором — с неспособностью видеть социальную реальность и направления ее развития.

Имярек: Вот что такое идеократия?

Михаил Минаков: В данных случаях, идеократия — это правление, при котором, некая политическая Идея является легитимирующим фактором режима: суверенная демократия в России, или же заботливая государственность Беларуси. Эти политические Идея являются идеологиями, противостоящими публичному применению разума, являются предметами веры. В таких условиях публичный диалог об общественном благе подменяется мифическим консенсусом под влиянием авторитетной идеи и политической фигуры, ее воплощающей.

Продолжим доклад…

Во тьме, под покровами идеократии легко воровать из бюджета. Коррумпированность — признак того, что элиты пытаются не выполнять те правила, которые они же и установили. Индекс восприятия коррупции напрямую передает эту двузначность исполнения правил.

Авторитарный режим в Беларуси, к примеру, некоторое время мог сдерживать уровень коррупции. Однако, приблизительно в 2000г. индекс восприятия коррупции в Беларуси достиг общевосточнославянского, сигнализируя о том, что диктатура — не лекарство от коррупции. Россия, Украина и Беларусь в делах злоупотребления элит идут практически нос к носу приблизительно с 2001г. Балтийские страны — при всей неоднозначности их ситуации в сравнении с их западными соседями – остаются лидерами прозрачности и подотчётности на постсоветском пространстве.

Впрочем, тревожные сигналы идут и из этих стран. Статья Томаса Венцловы «Я задыхаюсь» показывает, что влияние ЕС не достаточно для серьезной рационализации политического правления в Литве.

Давайте посмотрим, кто в 1991г. составил властные элиты на постсоветском пространстве. Собственно говоря, источником нынешних элит в наших странах была социопатия (социопатия для советских условий). Говоря о социопатах, я имею в виду тех людей, которые были диссоциированными, «неправильными» и неадекватными для советского общества даже в эпоху Перестройки с её признанием ценности свободы и денег. Если вы помните, о новых лидерах в 1990-е говорили: «Да он в Советском Союзе и вторым секретарём не был бы». Это было выражение того переживания, что в состав новых элитных групп идут «неправильные люди»: они легко обманывают советско-мотивированные ожидания, они не подчиняются старым советским правилам и прочее. Фактически, склонность к девиантному политическому и экономическому поведению обеспечило постсоветские элиты кадрами в виде трех социальных групп:

1) красные директора, сливающиеся с рядами молодых олигархов,
2) партийная номенклатура и спецслужбы, инвестирующие бывший политический капитал в новый финансовый,
3) криминальные группы, создающие первичный капитал и далее переходящие в олигархические группы.

Вызовы, которые стояли перед постсоветскими властными элитами, включали в себя:

1) легитимизация новых территориальных государственных организаций, «нацификация» подконтрольного советского населения,
2) политическая демократизация, которая была связана и с этнизацией режимов,
3) создание рыночных экономик.

Задачи перед элитами включали в себя: 1) создание плюрализма собственности, экономических форм деятельности, 2) политический плюрализм, обеспечивающийся конкуренцией партий, и 3) легитимность власти, участия населения в управлении государством, которое они считают «своим». Ни одна из этих задач не была выполнена надлежащим образом.

В экономике элиты провели приватизацию в своих интересах, пролетаризировав подавляющее большинство населения. Это предопределило подданнический и клиентский характер взаимодействия населения и властей. Это же превратило политическую конкуренцию в фикцию, излишество. Фактически, сегодня мы можем говорить о том, что политические системы нуждаются в новом проектировании. Ни национальное, ни государственное строительство не было совершены сколько-нибудь удовлетворительно.

Таким образом, оценка, которую заслужили постсоветские элиты, крайне неудовлетворительная. Если мы обратим внимание на показатели индекса человеческого развития, то качество элит у нас достигло своего потолка в 2008г., и, судя по всему, следующее десятилетие мы не пересечём этот «потолок». Неспособность принимать решения, соотнося их с базовыми интересами общего населения, характерна для властных элит Украины и наших бывших партнеров по СССР.

Негативная оценка элитам не является призывом к революции. По моему мнению, коренная смена элит приведёт к еще худшему состоянию нашего общества. Нужно работать с наличными элитами, принуждая их к большей ответственности перед общим населением. Не личный, а общий успех должны стать задачей лидеров. Принуждение к пониманию этого лежит через возвращение к конкуренции политических групп, к вертикальным способам ротации элит. Если удастся заставить элиты конкурировать друг с другом, если нам удастся нарушить принцип вертикали власти, который устанавливается с конца 1990-х годов, мы сможем обеспечить свой собственный гражданский интерес в мире, достоинстве и достатке на достаточно долгое время.

Будет ли это выполнено в следующее десятилетие? Чтобы ответить, вспомним исходные данные: что мы имеем сейчас? Низкое качество элиты, с горизонтальной контролированной ротацией и не способной сделать необходимый метафизический выбор. Низкая эффективность политических режимов с проблемной передачей власти от группы к группе. В группе олигархов доминирующим фактором будет личная старость большинства представителей; а значит, возникает вопрос о передачи наследства. Этот вопрос о передачи наследства и есть точка бифуркации будущих процессов на нашем пространстве. Многое будет зависеть от того, что решат олигархи: кто будет гарантом передачи собственности на этой территории, суды или диктатор? Слабость наследников и сила рейдеров будут играть большую роль при определении будущего этой группировки, именно они будут влиять на выбор между диктатурой и демократией на этом пространстве.

Если мы примем во внимание фактор политической культуры, то, скорее всего, олигархи будут поддерживать выбор в пользу диктатора. При этом эффективность такого выбора сомнительна, поскольку ничто не понуждает диктатора выполнять договоренности. Но наша политическая культура, как правило, подвигает олигархов именно в этом направлении: так или иначе в 2009-м году олигархи поддержали жёсткую руку и создание вертикали власти. Не вижу причин для изменения этого способа мышления к 2020-м годам.

Группа, состоящая из советской номенклатуры и представителей спецслужб, будет терять свою силу: эти люди тоже стареют. Но специфически-групповой преемственности у них нет; они не могут передать свою культуру, свой способ мышления и свой способ действия. Для этой группы так же деструктивно влияет коррупция, она не объединяет, как олигархов, а скорее дезинтегрирует группу. В таком случае, мы можем говорить, что следующее десятилетие будет происходить на фоне заката компартийных сетей и спецслужб.

Криминалитет ожидает приблизительно та же судьба, что и номенклатуру. Люди, которые вначале 1990-х с кровью на руках приходили во власть и сколачивали состояния, стареют. Находясь в легальном статусе, они расслабленно ожидают старости. Они, может, и были бы уже не против эффективной демократии в стране, но не способны воспроизводить публичную политику. Им понятны авторитарные режимы, и они будут, скорее всего, лояльно относиться к таким режимам в следующее десятилетие. В 3-й декаде нашего столетия роль этого группы (именно из-за расслабленности, неспособности к публичной политике) будет снижаться.

Таким образом, на фоне слабеющих номенклатуры и криминалитета, именно олигархи будут иметь наибольшее значение в следующее десятилетие и следующее за ним.

Это также значит, что риск установления диктатуры в следующее десятилетие возрастает — как в Украине, так и в других странах. Поскольку передача власти в таких режимах очень проблемна и может становиться шоком для всего населения, то возрастает и риск распада постсоветских стран.

Терапевтические изменения, о которых я говорил, необходимы уже сегодня. Необходимо продвигать понимание элитами своей ответственности за успех страны в целом, повышать конкуренции элит и ломать вертикаль власти. Необходимо восстановить социальные лифты, что выдвигает молодёжную политику в центр нашего внимания, в приоритеты социальной инженерии будущего на этих территориях.

Спасибо, на этом я остановлюсь! [аплодисменты]

Павел Викнянский: На такой замечательной, и для нас важной ноте закончил Михаил Анатольевич. Теперь прошу вопросы: если нет на уточнение/понимание, тогда сразу по содержанию.

Ольга Лебедева (Запорожье): У меня вопрос, состоящий из двух частей. Во-первых, вспомним высказывание, что каждый народ достоин своего правительства. Я поняла, что у Украины сложное будущее, а элиты, на мой взгляд, никогда не поменяются без нашей воли. И второе — Вы говорите, что молодёжная политика становится важной. Но в стране — старение нации и кризис образования, что не приводит к реакции властей. Грубо говоря, вот мы сейчас сидим на «Студенческой республике», тут активная молодёжь — а для обсуждения этих вопросов пришёл минимум студентов. Что с этим делать, и как вообще с бороться с безответственностью верхов и апатией низов?

Михаил Минаков: Мне довольно сложно ответить, у меня нет проверенного рецепта. А гипотеза моя такова. Во-первых, нужно создавать давление снизу: конечно, при такой структуре ротации элит это давление элит может превратиться в разрушительную силу; но этот риск приемлем. Как когда-то Фрейд для определения культуры использовал  метафору котла с закрытой крышкой. Чтобы избежать взрыва, у культуры есть спасительный механизм выпускания пара в виде карнавалов, праздничков и т.д., времени и пространства нарушения правил. Так вот, сложившаяся политическая культура, украинская политическая система не предусматривает выпуска пара в сфере борьбы за власть. Да, конечно, алкоголизм, наркомания, игромания и украинское телевидение выпускают пар молодых и сильных, снижая непосредственные риски для властей. Выбор велик: пейте и «колесите» ребята, слушайте попсу, пойте хором. Главное — не лезьте в политику.

Казалось бы, студреспубликанцы — самая что ни на есть контрэлита, группа, которая может в моменты поломки системы вырваться к центрам власти. Но если судить по стилю участников нашей игры, склонности к дешевому пиву и хоровому пению, в ее нынешнем составе Студреспублика не будет менять принцип системы!

Нужно с собой работать. Нужно думать, нужно больше индивидуализма! Я считаю, что больше умного индивидуализма и отстроенных институтов, делающих индивидуализм эффективным, заставит элиты изменить общие правила и принудит элиты их придерживаться.

Ну, и, в конце концов, даже в таком олигархическом парламенте, как наш, всегда есть 10–15% людей, которые проходят неконтролируемо, даже при партийно-мажоритарной системе. Любая система даёт сбой и даёт талантливым и сильным молодым лидерам прорываться к власти.

И всегда есть фактор Х, «wild card», о котором мы не можем забывать. Этот фактор Х, пока что, работал на стороне Украины. Нам везло. Наша страна могла многажды раз исчезнуть за 22 года. Тем не менее, мы существуем, — как говорят футбольные фаны: мы — «фартовая страна». Однако, этот фактор «фарта» может позволять существовать, но он точно не является фактором развития и фактором достоинства людей, живущих тут и теперь.

Павел Викнянский: Спасибо огромное, прошу дальше вопросы. Приоритет в вопросах республиканцам…

Олег Грушицький (Тернопіль): Я маю таке питання. Ви говорили про теорію еліт… От у нас зараз в країні настільки влада монополістична, що розвинутися різним іншим партіям дуже-дуже важко. Нещодавно я мав зустріч із одним народним депутатом України, він говорив таке, що до виборів не буде ніяких змін, але після виборів ми зробимо Майдан, інакше країни в нас не буде. От чому зараз молодь не може піти до влади, якщо в нас просто нема розвитку (тому що зараз влада вже вся зайнята, всі кошти, всі місця просто йдуть в одну людину)? Щоб щось змінилось у нашій країні і щоб ці цифри різні і ця статистика змінилися, потрібно, щоби влада оновилося. Тому як Ви думаєте, що буде в 2015 році, коли вибори?

Михаил Минаков: Є такий жарт: важко прогнозувати, особливо майбутнє…

Минулого року на Московській школі політичних студій у мене була доповідь про наслідки «кольорових революцій» на пострадянському просторі. Я не знаю, чи багато, хто з присутніх був на Майдані, чи на іншому боці. Але я думаю, ми маємо досить свіжі спогади про те, які сподівання ми мали у той час. Які великі сподівання були на те, що відбудуться зміни! Так от, мої студії показують, що жоден майдан, ані в Грузії, ані в Україні, ані в Киргизстані не привів до змін у якості демократії. На сьогоднішній день, ми однаково корумповані, як і ті країни, де не було майданів, ми однаково недемократичні, ми однаково економічно та політично низько розвинені. Це дуже важливий урок. Я сподіваюся, що другого Майдану не буде, а будуть процеси якісно важливіші, розумніші, сильніші.

І про 2015-й рік: ну, передусім, фізіологію ніхто не відміняв. Ще треба дожити нам із вами й основним кандидатам до того року. Влада втомлює, не забувайте! Подивіться на Єльцина: дуже сильний антропологічний матеріал, дуже міцна людина — і як швидко він згорів… Влада швидко виссає сили з лідерів. Основний кандидат може бути надто втомленим, аби продвжувати боротьбу за першість.

2015-й рік становить багато загроз і можливостей для України. І все-таки загроз більше. По-перше, ситуація на відміну від 2003-2004 років набагато більш контрольована, централізація влади відбулась.

По-друге, вибори 2015р. ще не проявили того, а що змістово ми будемо вибирати? В 2010р. у другий тур президентських виборів вийшли два лідери, які втілювали принцип «сильної руки». Це були два різних стилі авторитаризму, але і там, і там в осередді політики лежав авторитаризм. Фактично, українці вибирали між двома альтернативами авторитарного майбутнього. У переддвір’ї 2015-го я поки не бачу лідерів, які би могли змістово змінювати авторитарну ексклюзивну модель соціально-економічного розвитку. Мій аналіз програм і риторики минулих парламентських виборів показує, що українські політики забули про демократію.

Олег Грушицький: Націоналізм тепер…

Михаил Минаков: Так, націоналізм тепер — мейнстрім української ідеологічної ситуації. Ми маємо два потужних типи консерватизму: радянський націоналізм і україноетнічний націоналізм. От між ними і точиться безперспективна дискусія останнє десятиліття. Але обидві ідеолоігї — це не програми розвитку, це, радше, реакція на невдачі 20-літнього розвитку України.

Отже, мій проноз на 2015-й рік песимістичний: демократизації годі чекати, і навіть якщо та фігура, про яку ми всі тут думаємо, не виграє, виграє фігура чи сила тої ж політичної якості.

Михаил Притула: В Вашем докладе шла речь о метафизическом выборе элит. Скажите, пожалуйста, и расскажите больше немножко, какую роль влияет на повышение качества элит [ритуалы] посвящения, которые практикуются, допустим, в Европе и в США?

Михаил Минаков: Ну, это скорее нужно было бы о. Антонию задать, человеку с психологическим образованием, который разбирается в душах людей.

От себя замечу лишь, что инициация — очень важна для становления лидеров. Принадлежность к определённым закрытым клубам — крайне важна: она повышает самооценку лидеров, добавляет какой-то фактор, мотивирующий лидеров к действию — и метафизическому выбору. Но инициация хороша на качественном материале…

Андрей Мишин: Ка-те-хи-за-ция, в данном случае…

Михаил Минаков: Да, было бы неплохо внедрять в возникающих лидеров набор правильных вопросов и правильных ответов. Это бы структурировало нашу возможность осмысливать метафизический выбор.

Но по-настоящему, я считаю, метафизический выбор должен идти до инициации.

Андрей Мишин: Я прошу прощения, я не могу не аплодировать субъективности очень талантливого выступления. Что меня смущает: наша задача, мы собрались, чтобы завязался спор! Итак, прогноз на будущее… Значит, дело в том, что с теми подходами и с теми терминами, что я вкладываю в свой прогноз, я не могу их, как нормальный эксперт, сделать… Меня смущает теория элит. Почему? Слова «элита» нет в Конституции Украины. Правильно? Абсолютно верно! Дальше, теория элит противоречит теории демократии? Абсолютно, теория Паретто всегда противоречит теории демократии.

Михаил Минаков: Классическая да, а постклассическая теория элит — нет…

Андрей Мишин: …поэтому слово «элита» мы замещаем словом «элиты», которых мы никогда не структурируем. Это мы пытаемся обмануть себя, чтобы выйти на что-то другое. Если я хочу делать прогноз, я от фирмы получаю реальные деньги, я ставлю: …группа политико-экономических интересов, объединённая. Пусть это будут ботаники, пусть будут крановщики. Тогда мне сразу становится легко, я вижу эти интересы, я их связываю, я знаю, как они влияют, и, значит, я смогу сделать прогноз, но элиты мне мешают.

Кроме того, теория элит, она, опять же, мешает, когда мы говорим о том, что надо создать средний класс. Мы сразу говорим, что высший класс нами правит… [Итак], можно ли быть хорошим прогнозистом, используя теорию элит?

Михаил Минаков: Да, я считаю оправданным использовать теорию элит для прогнозирования. Анализ событий только в терминах финансово-политических групп — не работает, даёт слишком фрагментарную картину. Моя аналитическая группа долгое время использовали именно эту методику. Увы, ни один из прогнозов — ни наш, ни наших коллег или конкурентов — не оправдался. Это связано с фокусом на слишком узкие группы, вне связи с группами, чей интерес системно отбрасывается властными элитами.

Кроме того, современная теория элит — это, конечно, отступление от классической теории элит, которая очень пессимистична. В современной теории элит есть прагматическое описание того, как работает демократия. Вначале ХХ в. этого опыта попросту не было. Теперь же у демократических режимов есть большой опыт, анализ которого нам позволяет увидеть, что наличие элитных групп не обязательно нарушает принципы демократии. В идеале — лучше было бы обойтись без них, но это в идеале. В социальной реальности нам неизбежно приходится признать, что 20% владеют 80% собственности, и политические режимы циркулируют именно с этим. Важно понять, как при этом отстоять интересы не-собственников.

Еще замечу… Когда я говорил, что теория элит сама по себе идеологична, что она производит идеологический эффект, я подразумевал то, что она заставляет нас верить в неизбежность разделения на 20 и 80. Но если вспомнить, откуда слово «элита» взялось в политической науке, то – из словаря лавочников, из термина «товар с верхней полки». То, что лавочники и их язык заменил язык аристократии в ХХ в., говорит многое и о политичекой науке и о борьбе языков в самой политике. Отказываться от терминов, в которых говорит эпоха со всей ее социальной иррациональностью, как по мне, — не стоит.

Александр Лащук (Севастополь): В продолжение дискуссии, моим ответом на вот это всё просто было бы слово «идеология» — то, чего не хватает. И, соответственно, вопрос: есть такая пословица: что если бы молодость знала, если бы старость могла, — получается сейчас: молодость не может или старость не знает? Потому что как-то вот непонятно, чего же нам не хватает, чтобы двигаться [вперед].

Михаил Минаков: Увы, на этот хороший вопрос у меня нет адекватно хорошего ответа…

Я считаю, что Украина в её нынешнем виде — это проигранный проект. Его нужно радикально менять. И при этом я не вижу тех сил, ни в молодости, ни в старости, которые способны это сделать.

Михаил Чаплыга: Единственный вопрос — о теории элит и социальных лифтах. Дело в том, что элита, как таковая, благодаря социальному лифту не меняется — меняется обслуга одной, второй, третьей элиты, которые конкурируют между собой. Не является ли в таком случае слово «демократия» словом, которое не меняет вещей, а служит всего лишь способом борьбы друг с другом?

Михаил Минаков: Я не могу ответить на ваш вопрос, поскольку я не согласен с вводным положением. Как политический консультант, я вижу, что в Украине, так и за её пределами, как элитные группы меняются.

Андрей Мишин: То есть социальные лифты работают?

Михаил Минаков: Отчасти, да, но не по вертикальному принципу… Так, например, за последние 3 года появилось несколько новых олигархов. Иванющенко и Курченко, например, — и один из них молодой человек…

Михаил Чаплыга: Давайте брать примеры из Англии или из тех же Штатов, без привязки к Украине…

Михаил Минаков: Так называемые «старые демократии»: у них были отработаны социальные лифты, вы показываете себя на первичке сначала, [демонстрируете] преданность партии — и вы делаете карьеру через партию.

Михаил Чаплыга: Они элитой не станут никогда — они станут топ-менеджерами элиты, её обслугой.

Михаил Минаков: Мы тогда с Вами не находим общей терминологии, и дискуссия бесполезна…

Дмитрий: По Вашим словам, мы, молодые лидеры, сможем прорваться во власть, т.е. такая вероятность есть. Но не думаете ли Вы, что пока мы будем прорываться через эту систему, мы сами станем её частью и станем «нехорошими людьми»?

Михаил Минаков: Спасибо, Дмитрий. Да, любой социальный лифт будет менять Вас и Ваши изначальные установки. Мы можем взять биографию любого нынешнего лидера, западного или восточного, и увидим, как много подлостей приходится делать, чтобы сделать политическую карьеру. Но дерзать и пытаться нужно, это, прежде всего, если вы чувствуете в себе силы — идите. И если приходится выбирать между подлостью и честным поступком — выбирайте честность. Важно, чтобы дойдя доверху, Вы сохранили бы ядро своей начальной мотивации, и помнили об ответственности за Ваши решения.

Павел Викнянский: Мне кажется, мы закончили на полезном моменте об искушении властью и о том, каким образом удержаться, а не стать на одну авансцену с нынешними «лидерами». Я бы хотел от себя искренне поблагодарить Михаила Анатольевича за, как всегда, глубокую и содержательную дискуссию, в которой больше вопросов и проблем «не на сейчас, а на потом».

Спасибо огромное! [аплодисменты]

Інші статті з розділу Аналітика-2013

Автор: Михаил Минаков