Революція, або на роздоріжжі між Руїною та Третьою Республікою

Публікуємо стенограму факультативу експерта Студреспубліки, філософа Михайла Мінакова, який проходив 24 серпня 2014р. під час фіналу XVI Студреспубліки-2014 у Рибаківці на Миколаївщині. Тема першого в історії фіналів Студреспубліки skype-факультативу: «Революційні цикли незалежної України» (далі — рус, мовою виступу).

Михаил Минаков: Поскольку скайповские конференции нудны — экран компьютера не позволяет зарядить (и зарядиться) личной энергией, чувствовать людей в аудитории, видеть реакцию на мысли — я сокращу ее до минимума, позволяющего донести идею.

Момент революции как пространство для политического творчества

Наш общий опыт, приобретенный в 2013–2014 годах, дает достаточно оснований, чтобы судить, что в постсоветской Украине происходят революционные циклы. Эти циклы, конечно, так и не привели к реализации революционного потенциала, но они точно дважды приводили нас за 23 года к массовым восстаниям. И всякий раз, когда нарастало восстание, тогда открывалось революционное пространство — пространство  политического творчества, возможность для переустройства социальной реальности, ее ремонта. Сегодня мы и поговорим о том, как запускаются эти циклы, как приводят к революции и как мы можем использовать эти пространства в творческих, созидательных целях.

Мы живем с вами в стране, где над революционными возможностями довлеет моисеева идея-практика.

Одна из тончайших и точнейших философинь современности, Ханна Арендт написала великолепное эссе «О революции». В нем она очень точно указывает на то, что существует две идеи-практики революции: континентальная и американская, обещающая свободу и устанавливающая свободу. В каждом революционном моменте присутствуют возможности обеих идей-практик. И только от людей, творящих революцию зависит, к чему она приведет: к очередному отказу от свобод в пользу никогда-не-наступающего-будущего или же установлению политического и социально-экономического режима, принуждающего к ежечасному использованию свободы тут и теперь.

Еще в те времена, когда эти идеи-практики складывались как конструкторский набор Модерна — во времена Великой Французской Революции и не меньшей Американской Революции — они определились в две разные социальные реальности. Одни ограничились обещанием свободы в исторической перспективе, другие воплотили систему подвигающую к личному проектированию свободы.

Первый тип идеи-практики вел к сносу старого режима ради нового, свободного — но свободного не сразу. В этой идее-практике возникала странная складочка: достижение режима свободы будет отсрочено, поскольку история — это длительный процесс, где каждая революция — это Великое Изменение, ведущее к Царству Свободы, но не для нынешнего поколения. Нынешнее поколение должно взять на себя бремя отказа от благ революции ради освобождения будущих поколений. Однако и будущие поколения, исповедующие эту идею-практику революции отсрочат свою свободу. И следующие. Все это напоминает миф о Моисее, где на Обетованную Землю не могла ступить нога рожденного в египетском рабстве. (В силу этого, я и назвал такой тип революционной идеи-практики моисеевой; Арендт не дает ей специфического имени, хоть противоположный и называет прометеевским).

В истории Европы и Евразии эта идея-практика прижилась в результате осмысления событий Французской Революции. Да, говорили якобинцы и «безштанники», не мы будем полноценными и полноправными гражданами, пока не арестуем и погубим всех аристократов. Потом нужно разобраться с еретичными революционерами. А потом те из правильных революционеров, которые выжили в Париже, еще немного поубивают друг друга. И в революционном запале приведут к возникновению империи. Наполеон воспользовался моментом революции для модернизационного политического творчества, построив очень интересное, полуархаичное-полумодерное государство, с огромным созидательным потенциалом совмещения этих двух пластов, современности и архаики.

Потом и Гегель, и Маркс оправдывали это предательство свободы тут и теперь: история идет своим чередом, невзирая на человеческие интересы. История хитра и ходит на голубиных лапках.

Маркс вложил моисееву модель отложенных свобод в свою идею-практику революции. Марксисты всех деноминаций учили: вот мы помучаемся, но впереди – предвиденная история победы свободы. Нужно только потерпеть.

Арендт задает вопрос: является ли такой подход к революции единственным? Для нее, для человека, который не понаслышке знает, что такое фашистский тоталитаризм, который исследовал советский тоталитарный проект, который работал с политикой в разности её проявлений в разных политических культурах, включая американскую олигархию, немецкую социал-демократию и т.п., ответ есть: другой тип революционной идеи-практики представлен американским опытом. Отцы-основатели не откладывали дар Прометея подальше, и вот эта прометеева возможность, когда огонь дается тут же всем, сразу же, был воплощен в Америке и гораздо позднее в Канаде. Также она описывает интересное взаимодействие марксизма и американской революции, теории и практики.

Прометеевы революции — это революции, устанавливающие возможности для реализации политических и экономических свобод сразу же. Свобода тут не цель, а условие существования коллектива, политического целого. Прометеева революция создает такие политические режимы, которые принуждают вас быть свободными, иначе говоря, воплощается идея Жан-Жака Руссо («Об общественном договоре»): политическое «тело» принуждает к свободе своих членов. И это проявляется не только в политическом творчестве в публичном пространстве, но и с личным пространством: жизнь человека — пространство возможностей для революционного творчества.

Почему же революция так важна для современности, для эпохи Модерна? В архаическом  обществе, для того, чтобы сделать что-то, нужно сослаться на прецедент; в модерном, обществе, не прецедент является оправдывающей  точкой, а будущее с его целями, творчеством нового. Поэтому учреждение режимов свободы, прометеевы революции, открывающие пространства свободы, революция как таковая — это способ Модерна творить будущее в соучастии каждого активного гражданина, предпринимателя, ученого-первооткрывателя, общественного активиста, проповедника, художника и даже повара-экспериментатора. В этом уникальность пространства, которое впервые в истории человечества открыла Американская революция. В какой-то момент заурядные европейские колонии, коих по миру в те времена было немало, реализовали в своем захолустье теории европейских философов и сумели, в силу разных обстоятельств, в том числе и благодаря идее федерализма, создать некое пространство, где центр и местности, государство и общины, политические тела (центра и штата) и индивиды могли и могут находить общие цели.

Прошу не путать федерализм с тем методом манипуляции, о котором ведут речь сейчас ненаши сепаратисты и наши державники. Их спор — о продолжении эпохи политического бессилия, о выборе лучшего метода недопущения реализации творческого потенциала человека и коллективов на территории Украины.

Наш же разговор о совершенно другом пространстве, пространстве политической креативности. Итак, суммирую, революция — это пространство возможностей для политического творчества, позволяющего сделать возможным и результативным также и другие типы творчества – в экономике, обществе, науке или искусстве. В том числе революция — это личное предприятие одного или нескольких ученых, политиков или предпринимателей.

Первая, Вторая и Третья украинские республики

Давайте посмотрим на 1991 год, год зарождения Второй украинской республики.

Откуда эта нумерация? В украинском политическом мифе есть периоды республиканского строительства, получившие свое название от европейской традиции, где изменения политических систем назывались основанием очередной — пронумерованной — «республики». Таким образом, первая украинская республика — это часть политических проектов, задуманных и отчасти реализованных во времена с 1917-го по 1922-й год на территории сегодняшней Украины. Часть, поскольку учитывает лишь те проекты, которые соотносятся с «украинством», а не те, которые пытались воплотить на землях нынешней Украины. Для националистического дискурса, Первая республика — это проект, субъектом которого выступал «украинский народ». Если же политический революционный проект касался класса, или был связан с политическими проектами, не учитывавшими украинский национальный аспект (скажем в Одессе или Севастополе), то он выпадает из сферы памяти и обсуждения.

Из патриотического перечня выпадает и Советская украинская республика (1917/22–1991). Историки, идеологи и политики, придерживающиеся националистических воззрений, предпочитают называть этот период оккупацией. Время, когда были основаны множества нынешних политических, социальных, экономических и прочих институтов, время жизни и политического творчества четырех поколений украинцев ХХ в. выпадает из доминирующего ныне политического мифа, делая его наследие, влияние непонятным, скрытым и оттого еще более сильным.

При такой особенности патриотического перечня, именно его названия сейчас довлеют и дают имена, используемые и в наш исторический момент. Поэтому памятуя о лакунах в таком способе именования, пойдем дальше.

Вторая республика — это период республиканского строительства, которое запускается с 1990 года: и активизируется с 24 августа 1991 года. Она происходит как часть общей антисоветской революции, центр которой находился в Москве со спорадическими выходами в Беловежье или Вильнюс, Тбилиси и Киев. Антисоветская революция 1991 года была движима надеждами на установление либеральной демократии и свободного рынка как способов создания новых комфортных условий жизни для граждан некогда единого Советского Союза.

Ну, и о политическом проекте, возглавляемом Юрием Луценко. Его политический проект «Третя республіка» — это как раз кто-то из политконсультантов хорошо ухватил, уловил, услышал идею, которую, по-моему, так внятно и ёмко произнес Микола Рябчук. В 2010 году, когда Янукович пришел к власти, Рябчук вышел с текстом в «Критике», где писал о том, что режим Януковича завершает влиятельность советских институтов в независимой Украине: т.е. завершает II республику. В этом предчувствии Третьей республики революция является необходимым условием начала нового государственного и национального строительства. А идеалами ее являются… и тут вопросы. Нациократия? Либеральная демократия? — Что угодно, но не постсоветские олигополия и плутократия, авторитаризм и клептократия.

Обманутые ожидания Второй республики. Политика как бизнес и попытки установления авторитарного режима

Если мы посмотрим на историю Второй республики (1991–2014), то увидим, что мы прожили за эти две декады два полных революционных цикла. От обещаний реформ в политике и экономике до полного их отрицания и попытки установления авторитарного режима. В 1991-м году шансы на то, чтобы эти революционные циклы не запускались, а запускался бы процесс, скажем, эволюционного развития, поступательного движения к свободе в политической и экономической деятельности были. Огромная страна с 52 миллионами образованных и трудолюбивых людей с отсутствующим опытом политической и экономической свободы вступила на путь: который против всех ожиданий привел к появлению бедной, раздробленной и обезнадеженной страны с едва ли 40 миллионами населения. Достижением всех этих лет можно считать лишь достижение полиархии, примитивного, но действенного политического плюрализма, удержать который не смогли ни россияне, ни беларусы.

Возникающие постсоветские народы реализовали два базовых проекта. Проект автоматического предоставления гражданства и проект эксклюзивного гражданства. Беларусский, украинский и прибалтийский. После всех дискуссий, особенно они были яркими в октябре–ноябре 1991 года, когда готовили референдум, стало понятно, что если идти по прибалтийскому сценарию, то на референдуме мы можем не получить большинства. Поэтому был взят максимально открытый и отвлекающий от вовлечения граждан подход. Но в середине 1990-х элиты построили эксклюзивный режим по родо-экономическому признаку. А в начале 2000-х власть и бедность стала передаваться в наследство.

Уже к 1994 году олигархи установили свое правление. Символом этого стал приход в премьерское кресло Ефима Звягильского. До этого т.н. «рентополучатели» были заняты делами в частном секторе и стеснялись показывать себя на публичных постах. Но между 1991-м и 1993-м, когда с поста премьера ушел Леонид Кучма и правительство возглавил Ефим Звягильский, был период, когда два года мы были государством со свободной политикой и со свободной экономикой. Правда, неинституализированными. Зато с возможностями к росту.

Чемпионы соревнования в приватном секторе, лидеры в борьбе за приватизацию и контроль над de jure госсобственностью, поняли, что в конкуренции легче всего выиграть, если ты захватываешь публичные посты. И вот эти лидеры бизнес-сферы начинают относиться к политике как к важной составляющей своих бизнесов.

Придя к власти, президент Кучма какое-то время еще спрашивал парламент: «Какую вы страну хотите, чтобы я вам построил?» Парламент так и не ответил. И президент построил то, что было можно, что укладывалось в логику взаимодействия олигархов. Дальше, с 1994 по 1999 год, украинский олигархических режим оформляется, обрастает политическими и социальными институтами, признанными практиками.

Во второй срок президентства Кучмы, после манипулятивных и нечестных выборов, начинается консолидация олигархов вокруг президента. Возникает авторитарный проект, которому сопротивляется часть крупных собственников страны, а часть радикально поддерживает. В 2000 году у нас прошел референдум, на котором рамки этого авторитаризма получили поддержку граждан — от 70 до 94% по четырем вопросам. По идее президент получал больше полномочий, а парламент, расколотый на две палаты, ослаблялся. Решение народа, принятое в результате еще одной манипуляции — парламент, контролируемый олигархами, не был готов его воплотить. Для того, чтобы воплотить результаты референдума, парламенту нужно было 300 голосов. И Кучме не удается, даже после того, как прошли выборы 2002 года, провести в Раду послушные 300 голосов.

В конце своего правления, не получая возможности для той оформленной авторитарной системы, Кучма пытается в последние 1,5 года воплотить другой, новый проект. Тут он запускает малую судебную реформу, малую реформу местного самоуправления. И логика Кучмы была, по-видимому, такая: раз я не могу создать систему авторитаризма, юридически оформленную, конституционно описанную, тогда мы сделаем парламентскую республику, где избираемый послушным большинством премьер будет править одноособно. Были подготовлены соответствующие изменения Конституции. Одновременно возникает второй проект — отвлекающий и устрашающий: Янукович. Если склонные к полиархии собственники ЗАО Украина не захотят поддержать умеренного Кучму, ему на смену придет жуткий зэка. И тогда — с разрешением на третий срок от математически необразованного Конституционного суда — Леонид Кучма вернется к власти.

Олигархия и поломка «социальных лифтов»

Игра президента в переизбрание против всех правил была лишь прикрытием базовых процессов, происходивших в стране. Речь идет о накоплении противоречий между олигархией, поставившей под контроль тот канал смены элит, который называется «неконтролируемый» (прежде всего, выборы — в прошлом году мы это разбирали). Правящие финансово-политические группы оформляются как класс и создают такие политические и юридические инструменты, которые просто не позволят представителям разных групп населения попасть во власть. Также устанавливается система негативного отбора: в правящие элиты кооптируются кадры, которые либо слабее существующих лидеров, либо на них есть достаточно рычагов давления для контроля (если на вас нет компромата, вы не сможете стать частью правящего класса).

При том, что люди стал больше зарабатывать с 2002 года, требования граждан к властям стали расти. Авторитарные попытки Кучмы разбалансировали слабые властные институты. И вот в 2004 году украинское общество приходит к революционному моменту.

Происходит мирная революция. У Украины появилось полгода для того, чтобы воплотить реформы.

Это время было бездарно использовано: единственная внятная попытка реформы — реформа местного самоуправления — к маю 2005 года была провалена. Олигархи восстанавливают свое влияние в правление Еханурова, возглавившего Кабмин с 23 сентября 2005 года.

В последовавшей чехарде правительств каждый новый кабинет все больше зависел от ФПГ. Работа кабинета Юлии Тимошенко в 2008–9 годах показывает, что даже при самых благих намерениях, решения принимаются лишь в интересах тысячи семей. Удар мирового экономического кризиса по Украине — беспрецедентен. Бездарность и эгоизм правящих групп стал основным способом правления в нашей стране.

Реакция общества на кризис — разочарование в «демократии» (том, что у нас называли этим словом) и поиск «сильной руки» (авторитарного правителя).

В 2010 году во второй тур президентских выборов с большим отрывом от всех остальных выходят две политические фигуры, представляющие собой два стиля авторитаризма, донецкий и днепропетровский. С минимальным разрывом выигрывает Янукович, и второй революционный цикл двинулся к своему логическому завершению.

Сверхконсолидация олигархии как предпосылка нового восстания

Группа молодых ученых, украинских политологов и социологов, измеряли, как менялась динамика форм и содержания публичных протестов в Украине с 2009-го по 12-й год. В исследовании показано, что протесты менялись
·       по географии: с запада на восток, из малых городов в большие,
·       по политической ориентации: от неполитизированных выступлений с экономическими и социальными требованиями к политизированным протестам с особой ролью оппозиционных партий.

На фоне этого менялся и доступ «региональных» ФПГ к центрам власти. Из шести крупных ФПГ, составлявших основных собственников Партии регионов Украины в 2010 году, в 2013 году большая часть была отодвинута в сторону. Некоторые знаковые фигуры донецкого «сообщества» даже оставили территорию Украины на некоторое время. Сверхконсолидация власти в руках «Семьи» привела к тому, что коррупционные потери нашего бюджета стали астрономическими.

Украина стала заложником бюджетного воровства и превращения всех центральных органов власти в пирамиды по сбору наличности. К октябрю 2013 года нам уже нужны были 13 млрд дол. внешней помощи для того, чтобы справиться с ситуацией и не допустить дефолт. А управленческая эффективность достигла исторического минимума.

В торгах, проведенных Януковичем, по вопросу предоставления «помощи» Украине выиграла Россия. Подготовка ассоциации с ЕС была свернута, а общество об этом проинформировали самым возмутительным образом. Отсюда и народное возмущение.

У нас повторилась ситуация 2004 года: непопулярный лидер принимает непопулярные решения. В ответ начинается мирное восстание.

Однако подобие на этом и закончилось. В этот раз мирное сопротивление авторитарному правителю не могло привести к какому-то результату. Леонид Кучма обладал советским политическим инстинктом, связанным с пониманием того, что если процесс стал публичным, на него необходимо отвечать публично. Игнорировать или задавить его по-тихому — неверно.  

Для Виктора Януковича этот инстинкт был чужд. Человек с маргинеса советского общества, он – как и многие близкие ему рентополучатели-политики — не отличали приватное от публичного. Не сумев ответить конструктивно на мирный протест, Янукович запускает процесс оформления авторитаризма «законами 16 января». В ответ, мирный этап революции перешел в горячую фазу и первой крови украинской государственности. Попытка задавить восстание силой 19–21 февраля закончилось бегством Януковича и сутками безвластия. 21–22 февраля принимаются критические решения, которые удерживают на плаву Украину как юридического субъекта и открывают пространство для того, чтобы революция привела к запуску строительства новой республики. Дар революции, за который в этот раз мы заплатили огромную цену, мог дать Украине шанс на учреждение III Украинской республики.

Мы упустили возможности трех революций — и впереди новый цикл

Новые группы, пришедшие к власти в конце февраля 2014 года, могли положить начало политическому творчеству Новой Украины.

Интересно, что политики и интеллектуалы вокруг Яценюка в марте–апреле 2014 года наработали огромное количество интересных законодательных и институциональных инициатив. В этот момент украинцы, имеющие пессимистический опыт 2005 года, прекрасно осознавали, что эта весна — единственное время для выхода в новое политическое пространство, новое политическое качество.

Примерами таких инициатив были и новая налоговая система, устанавливающая свободу для предпринимательства, и возвращение полномочий местным советам, устанавливающее возможность для повседневного участия граждан в отправлении власти, и многое другое.

Но в первом случае ФПГ Донецка и Днепропетровска оказали давление и уничтожили креативное начало налоговой реформы. Реформу местного самоуправления подорвал сепаратизм и интервенция России. Киев вернул себе все рычаги власти над оставшимися территориями и вернулся к моноэтнической политике в государственном и национальном строительстве. Уроки очередной революции в очередной раз не были выучены.

Часть олигархов получили огромные барыши от революции 2014 года. Кроме парламента, олигархи стали непосредственно контролировать президентский пост, губернаторские посты, а также получили в свои руки армейские и добровольческие подразделения. Снова продаются посты, снова бизнесы платят теневые налоги чиновникам. Снова свободы граждан не защищены.

Происходящее в последние 6 месяцев дает мне основания полагать, что второй революционный цикл (2005–2014) закончен и мы вступили в новый, третий революционный цикл. Мы так и не вырвались из тех институциональных клещей, которые были созданы во II украинской республике.

Мы упустили три (в 91-м году, в 2005, 2014 годах) возможности учреждения свободных политических и экономических систем, дарованных нам революциями.

Поскольку каждый революционный цикл короче прежнего, и поскольку украинское общество перешагнуло «порог крови», третий революционный цикл приведет к новому восстанию довольно скоро. К этому моменту нужно быть готовым и интеллектуалам, и молодым политикам, всем гражданам с доброй волей. Готовыми не допустить возвращение олигархов, их политических групп к политическому творчеству. Пора выучить уроки истории независимой Украины:

·         президентский пост является источником антидемократических тенденций,
·         безответственный парламент без эффективных партий не гарантирует качественной демократии,
·         недоступное правосудие подрывает легитимность государства.

Как и в 1991 году, демократическая политика и свободная экономика остаются задачами для воплощения.

На этом я заканчиваю, спасибо за внимание!

Павел Викнянский: Спасибо, Михаил Анатольевич! Если позволите, еще какие-то вопросы.

Михаил Минаков: С удовольствием.

Павел Викнянский: Михаил Анатольевич, мы, когда открывали в этом году финал Студреспублики, говорили о том, что происшедшие революции оказались пустыми, нерезультативными, разочаровывающими. И та миссия, наверное, которую, на себя должна взять Республика — мы много говорили о Республике не только, как об общественном явлении, но и политическом — это миссия, на самом деле, революционных изменений, а не имитации и всего лишь публичного представления подобного.

Спасибо Вам за то, что мы, оказывается, вместе: все равно, находясь даже в разных частях Европы [докладчик находился в Германии], думаем все еще в одном ключе.

Как наполнить Майдан интеллектом?

Ольга Лебедева (г. Запорожье): Добрый день! Скажите, пожалуйста, можете ли Вы прокомментировать тот факт, что украинская элита, интеллектуальная элита, в первую очередь, заняла довольно пассивную позицию на Майдане? Оказалось так, что те лидеры, которые там были — это те люди, которые себя скомпрометировали и являются частью прежней системы, включая, действующего уже президента Порошенко, — ведь он был частью системы Украины прошлого, нереволюционной Украины. Не является ли огромной проблемой эта неамбициозность интеллектуальной элиты? Спасибо.

Михаил Минаков: Спасибо за вопрос! Люди, выходившие и на Майдан, и на Антимайдан, во многом были мотивированы утопическими соображениями по поводу Европы, России и своих сил.

Эта утопичность и укор, и похвала. Утопия порождает политические коллективы и создает реалистичные гражданские проекты.

В этом плане, я могу принять и на себя часть ответственности за украинских интеллектуалов… Украинские  интеллектуальные группы не могли донести возможности, основные идеи, которые бы могли сделать Майдан более продуктивным. А с другой стороны, я и как его участник, и как исследователь Майданов, могу сказать, что в этот раз влияние интеллектуалов на события все-таки было минимальным, в отличие от 2004 года. Даже политики не могли обеспечить нужное влияние — массы жили своей полубессознательной жизнью.

Объединение изначально раздвоенного (на партийный и гражданский) Майдана произошло по экономическим рациональным причинам. На Майдане «громадськом» просто не могли [ни обеспечить] отопление, ни поставить палатку. Объединение сделало Майдан сильнее. Но объединение привело в ряды, как всякий раз на таких больших событиях, разные группы. Вот и радикальные группы оказались в авангарде Евромайдана. И радикалы опередили интеллектуалов, первые предложили простые идеи, простые и «окончательные» решения.

В этом взрыве негодования — особенно после 16 января — интеллектуал не мог быть услышан. Призыв уставшего караула «Пойдем на парламент!» был услышан, а призыв «Давайте обратимся в суд и заставим парламент голосовать честно» не был услышан… Постсоветские общества стремительно архаизируются, и военные с радикалами будут все влиятельней, а попытки рационально решать проблемы — все реже.

Майдан мог сделать нас более современными, но этого не случилось. Сейчас в результате конфликтов внутри страны и из-за российской интервенции мы попадаем в ситуацию, когда откат к коллективизму, примитивной политике и самоизоляции выглядит почти неизбежным.

Символ этого — инфантильная мечта о Стене, которая спрячет хороших напуганных людей от страшных нелюдей. Каким образом реагирует надруганное, живущее в терроре общество — строит стену… Мы уходим в архаику с племенными обществами. А племена не могут контролировать большие территории. Племенное общество и территории современной Украины — несовместимы.

Мы обязаны быть современными, модерн необходим. И следующий шанс на построение свободной Украины будет скоро, лет через пять, когда к завершению подойдет начавшийся революционный цикл.

Павел Викнянский: Спасибо, Михаил Анатольевич.

Ольга Лебедева: Как Вы думаете, как будет выглядеть Третий Майдан?

Михаил Минаков: Третья республика или Третий Майдан?

Павел Викнянский: Третий Майдан.

Следующая революция будет страшнее

Михаил Минаков: Третий Майдан… Спасибо, Ольга.

Приятна активность землячки! Я из Запорожья тоже… Наше архаичное сознание требует землячества, так что я поддамся архаическому позыву — привет Запорожью!.. 

Третья революция будет, скорее всего, страшнее и Майдана, и Евромайдана. Я в последнее время стал изучать опыт Италии 1960–70-х годов: тогда итальянское общество жило в условиях ежедневного террора. Думаю, что вполне возможный вариант развития нашего общества на несколько лет. Скорее всего, радикальные группы, сложившиеся зимой 2013–2014 года, законсервируется и будут вести свою гражданскую террористическую войну против «внутреннего врага».

Мой коллега, американский исследователь, изучал биографии участников гражданских войн начала 1990-х годов в Грузии и Таджикистане. Он говорит, что за редким исключением, буквально единицы, кто сумел вернуться в цивильную жизнь и стать лидером мирного развития своей страны, все остальные оказывались на окраине общества. И вот этот маргинес либо будет превращать героев, защитивших страну в самый тяжелый момент, в изгоев и алкоголиков, либо же введет их в группы повторного террора. Поэтому в момент, когда олигархия неизбежно приведет к авторитарному режиму — взрыв будет велик, и теперь в нем будут принимать участие и эти радикальные группы.

Павел Викнянский: Спасибо, Михаил Анатольевич, у нас как раз уже время… Мы Вам благодарны за очень интересный разговор, за диалог, за, как всегда, голос здравого смысла. И до встречи уже в Киеве, в Украине. И дай Бог, чтобы в этом новом Майдане, который я считаю, нужен Украине, настоящий содержательный, чтобы наконец-то он был интеллектуализированный, и… чтобы боевики воевали, а умные руководили.

Михаил Минаков: Ну, нам нужно сделать всё, чтобы негативный сценарий не состоялся. Мы должны создать такие условия в союзе с интеллектуалами, бизнесом и лидерами местного самоуправления, которые не позволят радикалам управлять процессами нашего общего политического будущего.

Павел Викнянский: Спасибо!

Михаил Минаков: Держитесь ребята! До свидания! [аплодисменты]

Інші статті з розділу Аналітика-2014

Автор: Михаил Минаков, авт. ред.