«Четвёртый сектор»

«Четвертий сектор» (укр)
«Чацвёрты сектар» (бел)

Эксперт Студреспублики, философ Сергей Дацюк в своём блоге на «Украинской правде» из т.н. «третьего сектора» выводит новый тип самоорганизованных, сетевых общин, который называет «четвёртым сектором». Как характерного представителя соответствующих движений он квалифицирует Студреспублику. Итак, какова роль «четвёртого сектора» в истории современной Украины.

На гранты ли делают «НГОшки» майданы?

Если во всех постсоветских странах затрачиваются соразмерные средства на институализацию гражданского общества, почему же в Украине революция происходит уже во второй раз, а в Беларуси она не произошла ни разу? Вряд ли здесь причина только в большей свободе слова в Украине по сравнению с Беларусью.

28 ноября 2014г. в Минске состоялась международная конференция «Посткоммунистические трансформации: переосмысление программ демократического транзита». На этой конференции, в частности, столкнулись два видения основных условий и движущих сил подобных революций: институциональное (в значительной мере грантовое) и антропологическое (независимое самодеятельное). Суть первого видения – «революцию может сделать институциональное гражданское общество на внешние гранты». Суть второго видения – «революция – это дело внутренней самодеятельности сетевых общин».

Первое видение в форме исследования было представлено Сюзан Воршек (Susann Worschech), социологом, докторантом Европейского университета Виадрина (Франкфурт-на-Одере, Германия). Второе видение было предложено сначала как критика её позиции мной – я изложил основные тезисы своей статьи «За кулисами революции—2014».

Это видение было также поддержано в своём докладе Татьяной Водолажской, методологом, социологом, кандидатом социологических наук (PhD), координатором образовательной программы «Летучий университет», старшим аналитиком Центра европейской трансформации.

Первое видение является обобщением представления западных доноров о том, что деньги, который шли от них на финансирование так называемого «третьего сектора», оказались эффективными и повлекли за собой революцию в Украине.

«Третий сектор» — это неправительственные организации (non—governmental organization), хотя точнее их можно назвать неправительственными и некоммерческими организациями (non—profit organization). Третьим этот сектор является потому, что он существует наряду с двумя другими – властями и бизнесом.

Мысли об эффективности деятельности «третьего сектора» в Украине придерживается не только западный грантодательский истеблишмент, которому выгодно считать, что деньги потрачены не зря. Такой мысли также придерживается и российский истеблишмент, который всячески преследует грантоедские организации в России и считает, что западные грантодатели сделали или хотя бы стимулировали революцию в Украине.

Моё возражение Сюзан было обобщено Татьяной Водолажской в понятии «четвёртого сектора». Т.е. речь идёт о том, что в Украине накануне революции существовали самодеятельные сетевые общины, которые не институализировались, самоорганизовывались и финансировались исключительно отечественным бизнесом. Поэтому их деятельность было сложно проследить как государству, так и грантодателям, структуры которых существуют рядом, но якобы не видят своих конкурентов.

Таким образом «четвёртый сектор» существует в Украине, а его игнорирует государство и западные или российские грантодатели. Вообще-то это хорошо, что они его игнорируют. Иначе, он не смог бы сделать то, что он сделал.

Грантоедство «третьего сектора» и феномен возникновения «четвёртого сектора» в Украине

Развитое гражданское общество как цель и одновременно как способ должны принципиально различаться. Развитие гражданского общества, безусловно, приводит к частичной его институализации (это способ). Но всегда должна оставаться не институализированная часть гражданского общества, с позиции которой общество вообще получает свободу развития (цель над способом).

Цели институализированной части гражданского общества не могут отличаться от целей властей, иначе между ними возникнет конфликт, который закончится или уничтожением этой части гражданского общества, или уничтожением такой власти. Т.е. только с позиции не институализированной части гражданского общества можно свободно ставить цели развития.

В то же время развитие гражданского общества само по себе не может быть целью. Лишь ставя цели каких-либо ценностных смыслов можно побочно получить развитие общин, которые их вводят. Когда ставишь цель в развитии структур гражданского общества только их развитие, тогда получаешь специфично развитые структуры, которые работают лишь на чисто формальные вещи и на пиар самих себя.

Структуры гражданского общества со времени их возникновения на прозападной грантовой основе достаточно быстро профессионализируются на всей территории бывшего СССР. В таком виде эти структуры начинают исполнять важную функцию в стране – социализацию маргиналов, которые по тем или иным причинам не нашли себя в государственных или бизнес-структурах.

В таком качестве они отделяются в «третий сектор» — неправительственные (и не бизнес) организации, т.е. институализируются. Люди ходят работать в структуры гражданского общества, как и на любую другую работу. Такие грантовые структуры гражданского общества ничем не отличаются от других государственных организаций или бизнес-корпораций.  

Именно институализированные структуры гражданского общества имеют свойство превращаться в инфраструктуру. При этом эта инфраструктура действует, даже если власти (государство) признаёт её частично нелегальной или принуждает к дискриминированным способам существования (как, например, в России).

Более того, когда государственные власти видят, что это институализированные структуры гражданского общества решают какие-то социальные или культурные проблемы, она же их и функционализирует, т.е. передаёт им для решения те проблемы, которыми сама заниматься она хочет. Так функционализированная в государстве инфраструктура гражданского общества теряет свободу.

В тот самый момент, когда структуры гражданского общества превращаются в исключительно грантоедские организации, профессионализируются, инфраструктуаризируются, они теряют субъектность. Даже если к этим структурам относятся очень рефлексивные люди, они обязаны принимать правила игры, т.е. держать дулю в кармане, но всё равно работать по таким правилам, где они не являются субъектами.

Институализированные структуры обычно являются представительскими (кого-либо представляют – инвалидов, женщин, детей, фанов и т.д.), сервисными (представляют правовые услуги, образовательные и т.д.) и грантовыми (финансируются через гранты на постоянном основании, причём эти гранты внешне подобны стране-государству).

Одновременно с ними могут существовать также не институализированные структуры, которые представляют сами себя, т.е. там граждане выступают как граждане, они самофинансируются или как минимум финансируются отечественным бизнесом.

Институализированные структура гражданского общества (т.е. именно грантовые организации) можно измерить, выработать индексы такого измерения, сравнить их. Но не институализированные структуры гражданского общества измерить сложно, иногда и вовсе невозможно.

Общественные сети, клубы, социальные движения – т.е. институционно низкоорганизованные структуры гражданского общества – могут быть очень разветвленными, очень активными, очень выносливыми и способными к долгосрочным стратегическим действиям. Но это все потенциально. В актуальности всё это измерить очень сложно.

Если институализированные структуры гражданского общества строятся по демократическим процедурам – избирательность, прозрачность внутри, открытость извне и т.д., то не институализированные структуры гражданского общества, особенно, если они недавно созданы, не управляются ни одной демократической нормой, иногда бывают достаточно авторитарными, непрозрачными, закрытыми.

Опираясь на эти переосмысленные мною взгляды Татьяны Водолажской, можно прийти к выводу, что в генезисном понимании в постсоветских странах самодеятельное развивается при участии институализированного. Хотя считается, что в западных странах в своё время было наоборот – институализированное непосредственно развивалось из самодеятельного.

Другая логика творит другую судьбу. В постсоветских странах при помощи западных грантодателей искоренились именно институционные структуры гражданского общества, а параллельно им существовали самодеятельные структуры, которые стали их продолжением, либо возникли им в противовес.

Причём самодеятельные структуры оказались связанными с институционным процессом перетекания одних в другие. Т.е. оказалось, что самодеятельные структуры могут существовать уже независимо от институционных, и не только оппонировать им, но и восстанавливать их в случае разрушения вместе с другими государственными институтами, от которых, как это ни странно, значительно зависят институализированные структуры гражданского общества.

Так «четвёртый сектор» возник как свободный не только от власти или бизнеса, но и как свободный от «третьего сектора», поскольку третий от четвёртого зависит, а четвёртый от третьего – нет.

Поэтому «четвёртый сектор» это проявление свободы, это проявление гражданства. Это сфера, где люди снимают мундиры, чтобы отделиться от властей, бизнеса и «третьего сектора» и посмотреть на ситуацию по большому счёту.

История «четвёртого сектора»

В конце 1990-х – вначале 2000-х в Украине появляется критика «грантоедских» структур гражданского общества, которые были уже к тому времени достаточно развитыми. В концептуальном плане эта критика была оформлена в аналитическом докладе Агентства гуманитарных технологий «Современные фабрики мысли» (1998). В художественном плане эта критика была оформлена в романе Евгении Кононенко «Имитация» (2001).

Майдан 2004-го показал, что победа революции, которая потом была бездарно потеряна новыми властями, является заслугой не созданных оппозицией или западными грантодателями институализированных структур гражданского общества, а быстро развёртываемых из зародышей (протоструктур) общественных сетей.

С 2005-го начинается новый период развития структур гражданского общества в Украине.

Он может быть ознаменован следующими чертами:

1. Тематика пророссийских общественных организаций сориентирована на непосредственную поддержку православия, русского языка, протестов против НАТО, стимулирования тесных контактов Украины и России до врастания украинского гражданского общества в российское гражданское общество;
2. В отличие от западных структур – принципиальное игнорирование местных клубов, движений и сетей и их самодеятельности.
3. Засылки в пророссийские общественные структуры профессиональных пропагандистов и агентов с военным опытом вкупе с организацией подготовки к вооружённому нападению на украинское общество (подготовка оружия, боеприпасов и т.д.);
4. Если прозападные структуры «третьего сектора» при столкновении с украинскими структурами «четвёртого сектора» их поддерживали, по крайней мере, идеологически, то пророссийские структуры «третьего сектора» при столкновении с украинскими структурами «четвёртого сектора» в лучшем случае их игнорировали, а в худшем – работали на уничтожение.

В 2005г. начался большой всеукраинский совместный проект созданного во времена Оранжевой революции «Украинского клуба» и немецкого Фонда Фридриха Науманна. Это был принципиально негрантовый проект, где отечественный клуб и западный фонд были равноправными партнёрами.

1. Клуб работает не за гранты, а на гонорарном основании, т.е. отсутствуют предварительные планы по каким-либо форматам и формальным отчётам. Определённый (не весь) объём работ оплачивается Фондом в виде гонораров (за подготовку и организацию проведения заседаний и за участие в них экспертов), а Клуб вкладывает свои интеллектуальные, организационные и информационные ресурсы;
2. Клуб самостоятельно планирует содержательную деятельность, не согласовывая это с Фондом.
3. Фонд не предлагает своих заграничных специалистов в качестве содокладчиков. Т.е. на заседаниях выступают только отечественные эксперты, приглашённые Клубом.

Если первый этап деятельности «Украинского клуба» (с 2004г.) был исключительно киевским, то уже этот проект можно рассматривать как квазигрантовую деятельность другого общенационального этапа существования «Украинского клуба» (2006-2007). Она была до определённой меры успешной, поскольку вызвала кристаллизацию клубной среды во Львове, Одессе, Харькове, где оно уже и к тому времени существовало.

В то же время наиболее успешной деятельностью других клубов, которые работали в Киеве с 2003г. до сегодняшнего дня и имели исключительно внутреннее финансирование. Это описанные в статье «За кулисами революции—2014» клубы – КДКД, FFF, «Революционный клуб», «Республиканский клуб», «Клуб православных дискуссий»; движения – Студреспублика и инициативная группа «Первого декабря»; сети – «Блоги «Украинской правды» и Революционный клуб вокруг издания «Хвиля».

Именно эти структуры и их представители вступали в серьезную конкуренцию не только с грантоедскими структурами западного финансирования, но и с грантоедскими структурами российского финансирования.

Как это ни странно, и что сильно замалчивается в самой России, — российские грантодатели касательно Украины применяли те же формы «развития гражданского общества», что и западные организации, но с принципиально другой стратегией. В статье «За кулисами революции—2014» приводится только одна такая пророссийская организация – клуб «Сковорода», но на самом деле пророссийских гражданских организаций было очень много, они были развёрнуты на всей территории Украины. Это явление менее знакомое автору, еще ожидает своего исследователя.

Причём финансированные Россией организации «третьего сектора» имели отличие от таких же организаций с западным финансированием:

1. Тематика пророссийских общественных организаций сориентирована на непосредственную поддержку православия, русского языка, протестов против НАТО, стимулирования тесных контактов Украины и России до врастания украинского гражданского общества в российское гражданское общество;
2. В отличие от западных структур – принципиальное игнорирование местных клубов, движений и сетей и их самодеятельности.
3. Засылки в пророссийские общественные структуры профессиональных пропагандистов и агентов с военным опытом вкупе с организацией подготовки к вооружённому нападению на украинское общество (подготовка оружия, боеприпасов и т.д.);
4. Если прозападные структуры «третьего сектора» при столкновении с украинскими структурами «четвёртого сектора» их поддерживали, по крайней мере, идеологически, то пророссийские структуры «третьего сектора» при столкновении с украинскими структурами «четвёртого сектора» в лучшем случае их игнорировали, а в худшем – работали на уничтожение.

Оглядываясь назад, можно сделать ретроспективный вывод. Прозападные грантодатели не делали революцию-2014, так как не готовились к ней, а их представители не стали основными организаторами этих революционных событий – они лишь сотрудничали с «четвёртым сектором», где на самом деле созревала эта революция.

Пророссийские грантодатели делали войну, поскольку готовились к ней, а их представители стали основными организаторами войны. Столкновение украинских структур «четвёртого сектора» с пророссийскими структурами «третьего сектора» описал в своём интервью боец «Азова» и бывший участник КДКД Игорь Гаркавенко.

Т.е. в результате мы имеем синергетический эффект от сотрудничества прозападных структур «третьего сектора» со структурами «четвёртого сектора» и эффект поражения пророссийских структур «третьего сектора» в Украине во время столкновений с реально боевым уже сегодня «четвёртым сектором».

К событиям 2013-2014гг. в Украине существовал свободный график между «третьим сектором» и «четвёртым сектором». Можно было проследить переход представителей из одного сектора в другой. Но общий процесс был все-таки ориентирован на возрастание «четвёртого сектора» за счёт «третьего сектора». Как только представитель «третьего сектора» получал общественное признание, он переходил в «четвёртый сектор», самостоятельно выбирая формы самоорганизации и самостоятельно находя финансирование своей самодеятельности.

Т.е. до революции-2014 существовал широкий процесс переоформления бывших представителей «третьего сектора» в представителей «четвёртого сектора». Мустафа Найем, Сергей Лещенко, Светлана Залищук постепенно перешли из «третьего сектора» в двигательные и сетевые образования «четвёртого сектора». Виктория Сюмар, Егор Соболев и Игорь Луценко постепенно отказались от работы в структурах «третьего сектора» и перешли в клубные структуры и образовали собственную политическую организацию, которая значительным образом позиционировалась как структура именно «четвёртого сектора».

В момент начала событий Евромайдана большинство его активистов были уже не с «третьего сектора», а с «четвёртого сектора». Это означает, что их деятельность имела чёткие признаки самоорганизации, самодеятельности и самофинансирования.

Особенности и недостатки «четвёртого сектора»

Так, на примере этих клубов, движений и сетей давайте чётко покажем отличия «четвёртого сектора» от «третьего сектора». 

1) Саморефлексия и самоопределение в самостоятельно поставленных целях, а не принятие внешних целей, касательно которых необходимо писать планы, отчёты и т.д.
2) Самоорганизация, а не организация с помощью норм и процедур, навязанных извне, пускай даже демократических.
3) Самодеятельность (свободный выбор форм деятельности через сети, клубы, движения), а не работа в гражданском обществе с наперёд заданными формами деятельности.
4) Самофинансирование, внутреннее, а не внешнее, в частности финансирование отечественным бизнесом.
5) Опора на социальные сети Интернет, которые слабо контролируются как государством, так и западными или российскими грантодателями, в отличие от структур «третьего сектора», которые присутствуют в Интернете, но сокрушительно мало присутствуют в социальных сетях.
6) Поддержка легитимных, но нелегальных видов образования, в том числе экстремальных практик.
7) Стимулирование в условиях революции и войны волонтёрской деятельности, которая одолевает недостатки государства, ориентирует дезориентированный бизнес, компенсирует малые мощности «третьего сектора».

Одновременно преимущества «четвёртого сектора» в мирное время частично превращаются в недостатки во время революции и войны в 2014г.

1) Из-за уплотнения времени уменьшается активность в сфере рефлексии и свободного самоопределения, от чего страдает как раз качество социального мышления;
2) Самоорганизация усиливается за счёт целевых групп (сбор средств на обеспечение войны, на лечение раненых и т.п.), но общая структура ослабляется, поскольку много представителей «четвёртого сектора» переходит в политические структуры государства, в армейские структуры и в целевые волонтёрские структуры;
3) Уменьшается активность клубной деятельности, приходя в упадок движения, сети переходят в виртуальное существование, самодеятельность милитаризируется;
4) Самофинансирование переориентируется – местный бизнес обязан отдавать деньги на войну и выживание, а на «четвёртый сектор» не остаётся средств;
5) Социальная сеть становится очень часто единственным местом коммуникации, что снижает её качество, потому что такое качество более высокое при непосредственной коммуникации;
6) Экстремальные практики порождают специфические навыки и знания, но мешают нормальным формам образования;
7) Волонтёрская деятельность является рискованной, и может исчезать по мере того, как государство, бизнес или «третий сектор» берут на себя какие-то виды деятельности.

Обобщая нынешнюю ситуацию в «четвёртом секторе», можно сказать, что в нынешние смутные революционно-военные времена этот сектор очень прагматизировался, утратил способность к свободному выбору форм деятельности и, самое главное, значительно утратил саморефлексивность.

Поэтому во время революции и войны социальное мышление «четвёртого сектора», где оно, собственно, и формировалось, становится менее свободным и менее масштабным. Одновременно революция и война означают необходимость держать долгосрочную и глобальную рамки мышления не менее серьёзно, чем до войны и революции.

Поэтому не  стоит «четвёртый сектор» отождествлять с «третьим сектором». Отечественному бизнесу необходимо продолжать поддержку именно «четвёртого сектора».

Давайте не пренебрегать «четвёртым сектором», потому что именно он – ключ к осмыслению ситуации в стране и к действительному развитию гражданского общества! Именно этот сектор – основа для осуществления революции, для победы в войне, для завершения люстрации, для реального проведения реформ, для восстановления и пореформенного развития страны!

Автор: Сергей Дацюк