Евгений Юрьев (Россия) впервые лично как эксперт принял участие в Студреспублике. И т.к. вопросами модернизации Украины он занимается давно, очень по-настоящему, глубоко и разделяет надежду и волю республиканцев, он поделился со всеми желающими своими впечатлениями и умозаключениями от августовской игры на Арабатской Стрелке.
Я впервые был на подобного рода игре, весьма репрезентативной, в плане мнений и идей, ведь участников было много, и из разных регионов Украины.
И я хочу развить тезис Павла Викнянского, который показался мне верным: игра есть проекция состояния идей и настроений в обществе, она его воспроизводит.
И вот, что мы имеем.
Основные концепты развития Украинского общества, сформировались, в целом, в период Майдана и постМайдана. Тогда многое, самое фантастичное, казалось возможным. Сейчас драйв несколько иной, инерционность, консервативность сценариев нарастала, и инновационность, если использовать биржевую терминологию, вошла в нисходящий боковик (это ирония).
Сейчас ясно, что полтора года назад большинство социально-активных людей, на выходе из революционного торнадо сильно переоценили драйв постМайдана, и сильно недооценили социальную инерцию и энтропию, это, впрочем, объяснимо. Многие политики и активисты, кроме того, искреннее не понимали необходимости подробного, системного, революционного по уровню решений проекта, полагая, что все в целом ясно и пойдет само собой, или что имеющихся схем, инструментов и сценариев модернизации вполне достаточно, и у системных политиков в Украине, и у международного сообщества.
Предполагали, что существует некое функциональное разделение — общество ломает невыносимую ситуацию, а «политики», бюрократы и системные эксперты доводят все до ума, конструируют, ведь им за что-то платят деньги. Не было еще знания, что бюрократия никогда не способна создать креативный продукт, и будет пользоваться инерционными, примерными методами, как правило, имитируя и их тоже. И маскируя собственную несостоятельность, а затем и возобновляющуюся корысть в условиях кризиса, перелома.
И не было простого, но «экзотического» тогда знания, что, оказывается, только гражданское общество, и рекрутированные из него группы интеллектуальных волонтеров способны, и более того обязаны, создать новый профессиональный продукт. А не «пиджаки» и не «мешки».
Некоторые политики, активисты нового призыва отнеслись
Теперь, когда прошло время после Майдана, ситуация еще усложнилась. Та, первая в послемайдановском цикле точка входа уже пропущена, а новая может и не возникнуть.
Во-первых, новая власть закостенела, обросла опять интересами, ситуативными договоренностями, собственными «проектами», не позволяющими открыто принимать инновации, «косяками» и секретами, скрывающими случаи некомпетентности, злоупотреблений и даже преступлений.
Власть вынуждена быть неискренней и блефовать, потому что приходится скрывать главное — главные заказы общества — не выполнены, а те из «бывших», кто год назад трясся от страха, снова вошли во вкус, приборзели и успокоились.
Чиновники никогда не сохраняют той готовности к сотрудничеству с гражданским обществом, как на старте цикла, той нежной неуверенности и надежды на любую помощь, готовности к исполнению общественных требований и инструкций. Ключевое слово процесса — отчуждение. Это окно возможностей в данном цикле мы пропустили.
То есть если год назад власть, допустим, не могла, но искренне хотела бы принять рекомендации и форсированные модернизационные проекты, то сейчас и не может и не хочет. Закрепилась, в достаточной мере разложилась и успокоилась.
Во-вторых, устало общество. Мы пока не знаем, как будут развиваться настроения инертного большинства, возможно, мы не должны его учитывать при проектировании, но это на этапе креативной разработки, но если усталость перейдет в агрессивное неприятие интеллектуализма и «сложностей», скепсиса в отношении любых инноваций, и нежелания отличать надоевшую имитацию от содержательных реформ — будет совсем туго. В период постМайдана общество было напугано, но воодушевлено, и весьма идеалистично настроено, готово к эксперименту, сейчас оно может быть уже совсем не в настроении.
В-третьих, устали многие социальные группы, команды и персоны, являвшиеся ядром, энергией, интеллектом перемен.
Кто-то убит на войне. Кто-то разочарован и опустошен. Кто-то, из молодых особенно, уехал. Кто — встроился цинично, понимая, что участвует в имитации, но что делать, ведь вертикаль всегда побеждает горизонталь, верно? А жизнь одна. Кто-то встроился ловчее, как бы работая на будущее в интеллектуальной оппозиции к реакции и криворуким, но тоже линейно. В новых и старых аппаратах. Конференции, фуршеты, декларации. Кафедры. Депутатство. И раз уже есть формальные статусы, их жалко терять. И они конкурируют со статусами вчерашних братьев, и как сотрудничать, просто помогать друг другу, т.е. давать себя использовать, делить ресурс?
В результате, мне кажется и в обществе, и на игре (юным участникам совершенно не обязательно осознавать и рефлексировать перечисленное выше, эта трансляция из общества все равно воспринимается) возникло напряжение, диссонанс, именно психологический: стагнация непреодолима линейными методами, но — революция в этом цикле уже невозможна.
Почему невозможна? Почему игрокам в этот раз было неловко рассуждать об этом даже теоретически? Почему отсутствовали масштабные идеи и модели?
А если говорить о революции творческой, то есть такая же неловкость от презентации масштабных концептов, которые как бы были, но как бы не сработали (хотя и были то только манифесты, по сути), и теперь мэм модернизации в очередной раз дискредитирован фальстартом.
В психологии такая зажатость называется невротической. По настоящему не получилось, теперь это надо как-то маскировать и приспосабливаться к тем условиям, которые нетерпимы, но непреодолимы.
Во-вторых, безусловно, есть понимание, хотя об этом никто не говорит, что программы модернизации, и вообще целостной программы действий, с которой должна зайти следующая команда в Украине — нет. То есть в случае спонтанного или инсценированного Майдана любая новая команда снова должна будет делать вид, что знает, что делать, и имитировать.
Казалось бы, ну раз нет, то надо придумать, для этого и собираемся. Но мне кажется, в обществе и в экспертных группах в Украине возник настрой, что создание такой программы в принципе невозможно, что решения нет, что нет ресурса для настоящего креатива, проектирования и внедрения, и надо будет постепенно соглашаться с продолжением вялотекущего нисходящего тренда.
Собственно, как теперь стало ясно, и европейское (шире — мировое) сообщество, и украинский «истеблишмент» порошенковского цикла изначально не видели и не предполагали для Украины какого-либо прорыва, предполагающего лидерство и глубинную модернизацию.
Теперь, отводя друг от друга глаза, с этим начнут соглашаться самые пассионарные интеллектуалы, возможно.
На игре эти зажимы и диссонансы между необходимым и возможным переживались, как мне показалось, достаточно мучительно.
Вот концепция региональных комитетов модернизации, например, одной из групп, казалось бы инструмент модернизации, безусловно, но в существующей, линейной ситуации, маргинальный, с неясной перспективой, а революционное его внедрение, когда такие комитеты, и шире, комплексная инновационная команда с программой и карт-бланшем на ее реализацию — невозможны, поскольку невозможна, недопустима революция. И самой детализированной программы нет. И веры, что это программа все же в принципе возможна — тоже нет. Получается неловкость. Энтузиазм присутствует, практический сценарий продолжения отсутствует.
Или совсем прикладные идеи, в области медицинских сервисов, например, или военной модернизации. Ну да, ну есть креативный механизм, но опять неловкость от того, что сейчас это будет зажевано и выплюнуто линейным госаппаратом, и на выходе не будет отличаться от продукта жизнедеятельности этого аппарата, а поменять его — нельзя. Опора на уставшее гражданское общество становится ненадежной, революция недопустима, новой команды нет, самого механизма нереволюционной замены — нет, не придуман.
Игра — опережающий индикатор тренда. Значит, в ближайшее время эти неприятные тупички будут вдруг отрефлексированы всем обществом.
И дальше — период мучительной ломки — согласиться с унизительным нисходящим трендом, или в отчаянии решиться на революционное саморазрушение, или попытаться все же придумать и создать механизм перехода от неэффективного государства и общества (пожалуй, впервые употреблен термин «неэффективное общество», ну да ладно) к эффективному.
Я немного переживаю за юных игроков, я был растроган их энтузиазмом и их живостью, и прекраснодушием, но понимаю, что решения лежат за пределами их сегодняшних возможностей, боюсь, что эти решения по-прежнему — зона нашей ответственности, ответственности этакой интеллектуально-пассионарной группы взрослых людей, если такая группа, помимо интуитивного ощущения, что она есть, вообще существует или может существовать.
