.jpg)
Публикуем последний материал от легендарного украинского ученого, проф. Г.Почепцова, который он любезно предоставил Студреспублике. Фрагмент более значительного текста, который сейчас готовится, посвящен развалу СССР и закономерностям игры, которую вел генеральный секретарь ЦК КПСС Ю.Андропов, в попытке перехитрить Запад.
Сильные игроки сами меняют правила игры, в то время как слабые – играют по чужим правилам. В ряде случаев сильный игрок сам начинает игру за своего противника,чтобы вывести его на более слабые позиции. Иногда ему удается это сделать за счет того, что он провоцирует его на те или иные действия. Иногда – он сам руководит с помощью подставных лиц этим слабым игроком.
Возьмем достаточно известный пример. Мао Цзе-дун начинает культурную революцию в Китае в 1966г. В 1967 армия должна уже придушить волнения, которые постепенно выходят из-под контроля. В 1968 молодежь отправляют в деревню на перевоспитание. Правда, за эти три года произошло двенадцатипроцентное падение производства в Китае. Но его политическая система только укрепилась, избавившись от порывов к вестернизации.
Революции стали инструментарием по трансформации мира не так давно. Но уже в начале, как это видно из видения А. Белого, стоит понятие провокации. Дестабилизировать социосистему можно только внешним принуждением. если во времена А. Белого, рассмотренные выше, провокационную дестабилизацию производила сама полиция,то во времена перестройки это делала сам аппарат ЦК КПСС.
Создав этот социальный взрыв, внеся элементы хаоса, можно на следующем витке трансформировать систему в нужном направлении. Мировая череда события 1968г. (Франция, Чехословакия, Китай) прошла именно по такому сценарию, когда дестабилизация, которая должна была бы вести к большей демократизации, на самом деле завершилась закручиванием гаек, причем не в одной стране, а сразу в целой серии стран.
Что можно отнести к понятию большого проекта? Мы можем выделить следующий набор характеристик:
— резкий поворот движения страны,
— задействованность не одной, а сразу нескольких стран,
— долгосрочный характер и подготовки и самих изменений,
— стратегическое действие происходит в одной среде, а результат получается в другой,
— неожиданность по результатам для объекта воздействия.
С.Кургинян говорит, хотя и гипотетически, об определенном плане Андропова, который объясняет, если принять его за правду, многие имеющиеся события недавней истории. По сути трудно себе поверить, что разрушение СССР могло быть планом руководителей СССР. Следовательно, могли быть и другие варианты развития ситуации.
У С.Кургиняна такой другой вариант выглядит следующим образом [1, c. 43]: ‘Поскольку я занимаюсь этим давно, то мне кажется – подчеркиваю, кажется, – что у Андропова была какая-то затаенная мысль по поводу суперпроекта, основанного на тонком переигрывании противника. Ну, например, мы как бы разоружаемся, чуть-чуть разваливаемся, входим в макросистему противника, а потом оказывается, что мы там главные. А что делать? Не ядерную же войну начинать!’.
Что может подтвердить именно такое сложное развитие ситуации? Предлагается рассмотреть некоторые факторы именно сложного конструирования мира, свойственные Ю.Андропову, которые в ответ сами могут служить доказательством того, что Андропов готов был участвовать в более сложных конструкциях.
Сложная модель получения власти
Ю.Андропов сам приходит к власти по достаточно сложной модели восхождения, постепенно убирая своих конкурентов. Вспомним, что для этого был даже задействован такой нетрадиционный инструментарий, как слухи. Однако запущенный слух потом доходил до зарубежных радиоголосов и транслировался ими. Нечто подобное мы имеем сегодня при наличии Интернета, когда сквозь Интернет запускается информация, позволяющая негативизировать образ конкурентов. Пример использования слухов во внутрипартийной борьбе, запускаемых со стороны КГБ см. в книге В.Прибыткова ‘Аппарат’ [2].
Андропов, имевший в результате за собой опыт многолетней работы в КГБ, был достаточно сильным игроком на советском политическом олимпе. Он подготовил и организовал не только своей избрание генсеком, но и последующее восхождение М.Горбачева.
Интеллектуально-осложненный типаж ближайших сотрудников
Еще один вариант, ведущий нас к гипотетическим предположениям, что Ю.Андропов играл в большую игру, является слишком сложный набор его консультантов, с которыми он вел самостоятельную работу.
Консультанты такого уровня скорее заняты будущим, а не настоящим. Для управления настоящим у него в руках был аппарат либо ЦК КПСС, либо КГБ.
Вообще сегодняшние воспоминания окружения Ю.Андропова, к примеру, В.Александрова [3], оставляют ощущение работы диссидентов в ЦК. Это какое-то странное чувство огромной работы, но где тогда ее результат? Почему все это завершилось полным развалом СССР?
Кстати, даже глава четвертого управления Е.Чазов тоже стал частью системы неофициального госуправления, выстроенной Ю.Андроповым. Он вспоминает следующее [4]: ‘Наши отношения с Андроповым – это связь не только врача с больным, но и дружеская. По субботам я нередко приезжал к нему на Лубянку или на явочную квартиру – она была в доме рядом с Театром сатиры, напротив «Пекина». Мы пили чай и беседовали обо всем. Как говаривал Андропов, «кидались мнениями». Так шли по жизни рядом без малого восемнадцать лет… Андропов был человеком удивительным, по-настоящему выдающимся, с потрясающим образованием и острым умом. Эх, если бы Юрию Владимировичу больше здоровья было отпущено, все бы в нашей стране совсем иначе сложилось. Удалось бы избежать многих болезненных испытаний’.
В результате Андропов отправлял Е.Чазова с немедицинскими задачами, например, когда ухудшилось здоровье Л. Брежнева, он делегировал его к В. Щербицкому: ‘»Передайте, что у него есть друзья, которые нуждаются в нем. Леониду Ильичу необходимо помочь. Надо думать о возможности переезда Щербицкого в Москву». Я полетел в Киев, тем более что меня давно уже просили проконсультировать Щербицкого, у которого были некоторые проблемы с сердцем. Мы встретились, и после консультации, прошедшей на дому у Щербицкого, он, словно догадавшийся об истинной цели моего вояжа, пригласил меня к себе на дачу на берегу Днепра. Вдвоем мы вышли прогуляться в парк, и только тогда я — не называя, кто меня послал, — рассказал о состоянии здоровья Брежнева, о возникших в связи с этим проблемах, об амбициях соперников и изложил просьбу ‘московских друзей’ о возможном его переезде в столицу. Щербицкий, которого в кулуарах Старой площади рассматривали как одного из наиболее вероятных преемников Брежнева, долго молчал, переживая услышанное, а потом отрезал: ‘Я догадывался обо всем. Но думаю, что Леонид Ильич найдет в себе силы выйти из этого состояния, он человек сильный… Мне его искренне жаль, но в этой политической игре я участвовать не желаю’.
Правда, тут не совсем понятной является последняя фраза – ‘но в этой политической игре я участвовать не желаю’. Если это реакция на предложение Андропова, то это несомненно отрицательная реакция.
Опора на сложный интеллектуальный инструментарий
Сложные задачи требуют наличия сложного инструментария. Аппаратные игры являются не менее сложным инструментарием, но они были и так хорошо отработаны в рамках сталинской бюрократической машины. Иные методы были нам на тот момент не так доступны.
Ю.Андропов мог также опираться на результаты работа Института системных исследований Дж.Гвишиани. Этот институт, как и его руководителя ‘громит’ за мондиалистские устремления А.Дугин [5, с. 716]. В тоже время С.Кургинян видит в действиях Гвишиани и его Институт чуть лине триумф работы КГБ [6, с. 691].
Прийдя к власти, Андропов заказал нескольким группам аналитиков и экономистов исследование на тему ‘Почему мы отстаем от Запада?’ [7, с. 309]. И как уточняет С.Кугушев, который сам работал в одной из таких групп – заказы достались не признанным экономическим институтам, а закрытым военным НИИ, спецслужбам и группам при особо доверенным лицам. Был поставлен срок — полгода.
Наверняка именно эта волна потом докатилась и до времени М.Горбачева. Этот набор людей, создав текст, который оказался по сути неиспользованным, должны были передать толчок дальше. Ведь не зря в одной из работ по аналогии с термином шестидесятники возникает и новый термин – восьмидесятники. Например, А. Улюкаев говорит следующее [8]: ‘Партийные и кагэбэшные инстанции, наверное, понимали нужность нашего существования. Ведь надо, чтобы кто-то писал аналитические записки в ЦК! Чувство самосохранения-то у них было. Только они думали, что это можно использовать для того, чтобы латать их кораблик, а мы – что его залатать уже нельзя. Но разговоры позволялись’.
И вот еще один ответ на вопрос о том, существовал ли проект, который курировал Ю.Андропов: ‘Конечно, существовал! На это работали ключевые институты, ВНИИСИ прежде всего, ИЭПНТП и прочие. Но наши «кураторы» не предполагали качественных изменений, они думали о том, как изменить систему показателей, мотиваций. Ничем это не могло закончиться! И участники этого дела, по крайней мере с нашей стороны, тоже это понимали. Но зато у нас была возможность подпитаться информацией, что-то новое узнать’.
Трансформация советского мира — это один вариант действия. До этого СССР стремился ко второму варианту – трансформации западного мира, для чего также направлял развивающиеся страны по своему пути. Третий путь – конвергенция, когда обе стороны начинают менять какие-то свои параметры, осуществляя сближение.
|
Но как идти и как действовать? Рассмотрим, к примеру, модель К.Левина, который завершает свою жизнь в 1947г., запустив несколько интересных моделей в области психологии воздействия.
К.Левин видел два варианта развития событий, ведущих к социальным изменениям . Это либо усиление сил, ведущих к изменениям, либо уменьшение сил, оказывающим им сопротивление [9]. Не менее важны вторичные эффекты каждого подхода, потому что они являются разными. В случае первого варианта новое состояние будет обладать высоким уровнем внутреннего напряжения, во втором — низким. Он отдает предпочтение второму варианту развития событий, поскольку для первого будет характерными высокая агрессивность, высокая эмоциональность и низкая конструктивность.
Кстати, во время второй мировой войны К. Левин занимался психологической войны и обучением американским домохозяек к переходу на потребление субпродуктов [10]. в рамках управления стратегических служб, прообраза ЦРУ, он занимался разработкой методов отбора кандидатов на службу [11]. Его также называют среди директоров американского анализа стратегических бомабардировок, но нам не удалось его там обнаружить [12 — 13]. Хотя одним из директоров оказался Джон Гелбрейт.
Вернемся к модели введения социальных изменений, предложенной К. Левиным. Индивид не может отходить о стандартов группового поведения. Результаты многих экспериментов показали, что легче изменить индивида в группе, чем индвиида в самостоятельном контексте. Пока групповые стандарты не будут изменены, индивид будет сопротивляться изменениям тем сильнее, чем дальше от групповых стандартов его подталкивают.
Кстати, практически об этом говорит и отец-основатель ПР Э. Бернейс, когда он подчеркивает не только важность влияния на индивидов, но и знание анатомии общества, поскольку индвид является частью другой социальной структуры [14, p. 55].
К.Левин предлагает модель из трех компонентов, чтобы ситуация не возвращалась в старое состояние:
— размораживание старого уровня,
— переход на новый уровень,
— замораживание этого нового уровня.
Размораживанию помогает прохождение через катарсис, через эмоциональный подъем. Э.Шейн видит возможности размораживания также в введении вины, когда человек не спорит об информации или ее источнике, а видит неадекватность в самом себе [15]. Кстати, имплантация идеи совка или Шарикова в советское массовое сознание следует отнести именно к этому приему. К другим способам размораживания он относит уменьшение угрозы или снятие барьеров к изменениям.
С.Кургинян выдвигает еще одну гипотезу — по его мнению возврат М.Бахтин был связан с возможностями по использованию его модели осмеяния верхов. Вариант этого нового ‘оружия’ предстает у него в следующем виде [16, с. 258]: ‘Вся эта смеховая культура имела своей целью разрушение вертикальных смысловых систем, к которым относились и системы церковные. Под этим углом зрения можно говорить о специфической антицерковной версии Ренессанса’.
С теоретической возможностью и такого взгляда, и такого подхода легко можно согласиться. Единственное,что вызывает возражение – все же очень сложный механизм разрушения. То есть он на порядок сложнее, поскольку у этих ‘разрушителей’ был в руках аппарат и ЦК КПСС, и КГБ. Правда, потом перестройка и пошла, если не по модели осмеяния верхов, то по более простой модели их негативации. Но факт остается фактом – Андропов вытаскивает М.Бахтина из ссылки, коренным образом меняя его судьбу.
Новые модели работы с общественным мнением
Ю.Андропов даже входит во власть, посылая на Запад непривычные для генсека сообщения о том, что он любит джаз и учит английский язык. То есть Запад получал то, что хотел услышать.
Другим подобного рода примером стало использование массовой культуры для сакрализации КГБ, что наиболее ярко проявилось в случае Ю.Семенова и его романа и последующего фильма ‘Семнадцать мгновений весны’. Странным результатом этого фильма можно назвать не изменение образа представителя КГБ, что и так лежало на поверхности. Парадоксальным образом фильм подтолкнул два феномена:
— изменение образов и соответственно отношения к немцам, в результате чего Мюллер–Броневой, Шелленберг–Табаков и другие стали домашними героями миллионов советских телезрителей,
— Путина при его избрании подводили под героя сериала Штирлица–Тихонова, поскольку именно такого героя избиратели видели в качестве своего руководителя.
Штирлиц вошел в массовое сознание, растворившись там во множестве анекдотов, что говорит о полном принятии этого героя.
Т.Лиознова, режиссер фильма, отрицает активное вмешательство Андропова в процесс производства фильма, вспоминая только два эпизода [17]: ‘Что же касается Андропова, то он просил изменить в фильме две детали: убрать из титров фамилии реальных консультантов с Лубянки, поскольку это были действующие офицеры разведки, и добавить эпизод о рабочем движении Германии. Мол, в сериале слабо отражена роль немецкого пролетариата. Над вторым пожеланием пришлось поломать голову. К счастью, вспомнила, что у меня есть кадры хроники с Эрнстом Тельманом. Мы ловко вмонтировали эту сцену в уже готовую серию… Вот и все вмешательство Андропова в фильм’.
Но при этом она забывает более чем активное участие Андропова в предыдущем проекте – романе Ю.Семенова. Именно там можно было заложить основные линии, которые потом ‘взорвались’ в фильме, создав нужный результат. Приведем некоторые мнения на эту тему.
О.Семенова, дочь [18]: ‘Многие считали, что Семенов – поверхностный человек и как писатель копает неглубоко. Это не так. Он штудировал невероятное количество материалов перед тем, как начать работать. Он доходил до того, что узнавал телефоны в рейхсканцелярии Гитлера, номер прямого телефона Геббельса, Гиммлера, все их семейные истории, конфликты, начиная с 23-го года… Отец много работал в архивах, и я думаю, что, конечно же, ему помогал в определенный момент Андропов, потому что ’17 мгновений весны’ – это был в общем-то заказ Андропова’.
Она же в книге о Семенове в серии ЖЗЛ (цит. по [19]: ‘Отрицать связь отца с КГБ было бы нелепо – он был с ним связан тесно и на самом высоком уровне. Дело в том, что… творчеством отца заинтересовался либерал и интеллектуал Юрий Владимирович Андропов и начал его поддерживать. Причин на то было несколько. Во-первых, искренно любил то, что отец писал; во-вторых, симпатизировал по-человечески; в третьих, человеку образованному, сочинявшему стихи, Андропову было далеко не безразлично отношение к нему творческой интеллигенции, и при любой возможности он творческим людям помогал… Это был скорее интеллектуальный флирт просвещенного монарха с творцом…’.
В целом очень важна констатация полученного результата, поскольку мы чаще живем в мире планов, а не достигнутых результатов. В этом случае были и завершающие позиции [20]: ‘Именно при Андропове страх перед КГБ сменился уважением. Этому способствовал еще один его необычный шаг. Именно при Юрии Владимировиче стали снимать много фильмов о ‘бойцах невидимого фронта’: ‘Мертвый сезон’, ‘Судьба резидента’, ‘Семнадцать мгновений весны’. Многие писатели (самый известный из которых Ю.Семенов) обращались к этой теме. Это значительно укрепило общественный авторитет КГБ и позиции самого Андропова. А в реальности у КГБ проблем хватало. Та же проблема перебежчиков или такая крупная ошибка, как ввод войск в Афганистан, произошедшая в значительной степени из-за не проясненной до конца информации’.
При этом создавались типы структур как бы ‘двойного подчинения’. Так, ‘Литературная газета’ имела совместные с КГБ корпункты, о создании которых поведал Виталий Сырокомский, первый заместитель главного редактора ‘Литературной газеты’. Попал в такой список и Юлиан Семенов [21]: ‘Помню, как ‘пробил’ себя в собкоры известный писатель и мой давний друг Юлиан Семенов, любимчик Андропова. Пришел ко мне в редакцию и заявил, что хочет два-три года поработать в Центральной Европе, в основном в ФРГ, в качестве собкора ‘Литгазеты’. Я ответил, что одному мне такой вопрос не решить. ‘А что делать?’. Я глазами показал, что надо звонить по ‘вертушке’, и погладил плечи. Он сразу все понял. Снял трубку: – Юрий Владимирович! Это Юлиан вас беспокоит. Вот какое дело… Разговор продолжался минут десять. Сияющий Юлиан радостно сказал: – Старичок! Все уладил. Еду! Отправляй записку в ЦК. Я написал и на всякий случай позвонил первому заму Крючкова Иванову (имя уже забыл). Тот не возражал. В записке с просьбой разрешить командировать в ФРГ Юлиана Семенова я указал: ‘С КГБ СССР (т. Крючков) согласовано’. В тот же день звонит мне Крючков: – Когда это вы согласовали со мной вопрос о Семенове? – Я разговаривал с вашим первым заместителем, и он не возражал. Считал, что это одно и то же… – Это у вас в редакции одно и то же. Прошу впредь не упоминать мою фамилию, если я сам не дам на это согласие… Ну что ж, пришлось проглотить… Не знаю, принес ли пользу разведке Юлиан, но 9-ю теперь украшали его отличные репортажи…’.
К числу новых методов работы с общественным мнением можно отнести и систему, которую можно обозначить как ‘антимаячки’. В стране была выстроена ситуация, когда те или иные (а круг их был очень четок и ограничен) деятели литературы и искусства произносили слова или совершали действия, за что других бы наказали, а им все сходило с рук.
Ф.Бурлацкий вспоминал об этой модели, обозначив ее как ‘выпускание пара’ [22]: ‘Делюсин и все мы стали постоянными ходатаями за Любимова перед Андроповым. Вероятно, с нашей подачи Ю.В. на многие годы стал покровителем Театра на Таганке, наверное по своим соображениям рассматривая это как «форточку» и «выпускание пара». Любимов, насколько я знаю, нередко встречался с Андроповым, и не только в хрущевское, но и в брежневское время’.
Правда, сам Ю.Любимов в своем интервью подчеркивает, что их поддерживали из любви к искусству [23]. Однако и этот подход не исключает получаемого результата, когда создавалась фасадная система, на которую мог позитивно реагировать Запад, при этом все остальные все равно находились за железным занавесом. Ю.Нагибин приводит в своих дневниках эпизод, что он хотел поблагодарить Евтушенко за подпись под каким-то протестным письмом, а ему разъяснили, что тот это сделал с разрешения соответствующих инстанций, чтобы выглядеть нужным образом в глазах Запада [24].
С.Семанов также не благоволит к Евтушенко, но нас скорее интересует факт странного выстраивания иносистемы на фоне системы [22]: ‘Зато совершенно иначе вел себя тут Андропов. Недавно появились посмертные воспоминания А. Александрова-Агентова, а уж он-то знал, о чем пишет! Так вот как рисует симпатии шефа КГБ его доброжелательный сослуживец: «По моей просьбе он помог выходу на сцену прекрасной пьесы Шатрова «Так победим!..», вел «душеспасительные» беседы с Евтушенко и другими «полудиссидентами в мире литературы» («Воскресенье», 1994, N1). Рой Медведев уточняет, что Евтушенко имел номер городского телефона андроповского кабинета и мог бы позвонить ему из любого уличного автомата за две тогдашние копейки… Есть и официальное подтверждение: летом 1983 года Евтушенко получил орден Трудового Красного Знамени. За какие, интересно, труды?..’.
И еще одно воспоминание того же С.Семанова: ‘Теперь совершенно точно известно, что Андропов покровительствовал Шатрову, принимал его и даже защищал. 27 апреля 1988 года мне довелось участвовать в совещании историков, проводившемся на высшем уровне. Вел А.Яковлев, блистала Раиса Максимовна – «перестройка» была в расцвете. Выступает Шатров и зачитывает письмо тогдашнего директора ИМЛ А.Егорова по поводу как раз «Так победим!..». Отзыв резко отрицательный (искажается, мол, образ Ленина), но адресатом-то был… Андропов, шеф КГБ, ибо письмо то секретное направлено ему еще в январе 1982-го. А затем драматург воздал хвалу шефу политической полиции за тайную помощь’.
Как видим, во многом система Андропова была выстроена в противовес официальной советской системе. Но одновременно не следует забывать, что реально она не была направлена на ее разрушение, а наоборот, она ее усиливала, позволяя работать более тонкими методами, которые все равно вели к требуемому результату.