.jpg)
Михаил Минаков: Поскольку скайповские конференции нудны — экран компьютера не позволяет зарядить (и зарядиться) личной энергией, чувствовать людей в аудитории, видеть реакцию на мысли — я сокращу ее до минимума, позволяющего донести идею.
Момент революции как пространство для политического творчества
Наш общий опыт, приобретенный в 2013–2014 годах, дает достаточно оснований, чтобы судить, что в постсоветской Украине происходят революционные циклы. Эти циклы, конечно, так и не привели к реализации революционного потенциала, но они точно дважды приводили нас за 23 года к массовым восстаниям. И всякий раз, когда нарастало восстание, тогда открывалось революционное пространство — пространство политического творчества, возможность для переустройства социальной реальности, ее ремонта. Сегодня мы и поговорим о том, как запускаются эти циклы, как приводят к революции и как мы можем использовать эти пространства в творческих, созидательных целях.
Мы живем с вами в стране, где над революционными возможностями довлеет моисеева идея-практика.
Еще в те времена, когда эти идеи-практики складывались как конструкторский набор Модерна — во времена Великой Французской Революции и не меньшей Американской Революции — они определились в две разные социальные реальности. Одни ограничились обещанием свободы в исторической перспективе, другие воплотили систему подвигающую к личному проектированию свободы.
Первый тип идеи-практики вел к сносу старого режима ради нового, свободного — но свободного не сразу. В этой идее-практике возникала странная складочка: достижение режима свободы будет отсрочено, поскольку история — это длительный процесс, где каждая революция — это Великое Изменение, ведущее к Царству Свободы, но не для нынешнего поколения. Нынешнее поколение должно взять на себя бремя отказа от благ революции ради освобождения будущих поколений. Однако и будущие поколения, исповедующие эту идею-практику революции отсрочат свою свободу. И следующие. Все это напоминает миф о Моисее, где на Обетованную Землю не могла ступить нога рожденного в египетском рабстве. (В силу этого, я и назвал такой тип революционной идеи-практики моисеевой; Арендт не дает ей специфического имени, хоть противоположный и называет прометеевским).
Потом и Гегель, и Маркс оправдывали это предательство свободы тут и теперь: история идет своим чередом, невзирая на человеческие интересы. История хитра и ходит на голубиных лапках.
Маркс вложил моисееву модель отложенных свобод в свою идею-практику революции. Марксисты всех деноминаций учили: вот мы помучаемся, но впереди – предвиденная история победы свободы. Нужно только потерпеть.
Арендт задает вопрос: является ли такой подход к революции единственным? Для нее, для человека, который не понаслышке знает, что такое фашистский тоталитаризм, который исследовал советский тоталитарный проект, который работал с политикой в разности её проявлений в разных политических культурах, включая американскую олигархию, немецкую социал-демократию и т.п., ответ есть: другой тип революционной идеи-практики представлен американским опытом. Отцы-основатели не откладывали дар Прометея подальше, и вот эта прометеева возможность, когда огонь дается тут же всем, сразу же, был воплощен в Америке и гораздо позднее в Канаде. Также она описывает интересное взаимодействие марксизма и американской революции, теории и практики.
Прометеевы революции — это революции, устанавливающие возможности для реализации политических и экономических свобод сразу же. Свобода тут не цель, а условие существования коллектива, политического целого. Прометеева революция создает такие политические режимы, которые принуждают вас быть свободными, иначе говоря, воплощается идея Жан-Жака Руссо («Об общественном договоре»): политическое «тело» принуждает к свободе своих членов. И это проявляется не только в политическом творчестве в публичном пространстве, но и с личным пространством: жизнь человека — пространство возможностей для революционного творчества.
Почему же революция так важна для современности, для эпохи Модерна? В архаическом обществе, для того, чтобы сделать что-то, нужно сослаться на прецедент; в модерном, обществе, не прецедент является оправдывающей точкой, а будущее с его целями, творчеством нового. Поэтому учреждение режимов свободы, прометеевы революции, открывающие пространства свободы, революция как таковая — это способ Модерна творить будущее в соучастии каждого активного гражданина, предпринимателя, ученого-первооткрывателя, общественного активиста, проповедника, художника и даже повара-экспериментатора. В этом уникальность пространства, которое впервые в истории человечества открыла Американская революция. В какой-то момент заурядные европейские колонии, коих по миру в те времена было немало, реализовали в своем захолустье теории европейских философов и сумели, в силу разных обстоятельств, в том числе и благодаря идее федерализма, создать некое пространство, где центр и местности, государство и общины, политические тела (центра и штата) и индивиды могли и могут находить общие цели.
Прошу не путать федерализм с тем методом манипуляции, о котором ведут речь сейчас ненаши сепаратисты и наши державники. Их спор — о продолжении эпохи политического бессилия, о выборе лучшего метода недопущения реализации творческого потенциала человека и коллективов на территории Украины.
Наш же разговор о совершенно другом пространстве, пространстве политической креативности. Итак, суммирую, революция — это пространство возможностей для политического творчества, позволяющего сделать возможным и результативным также и другие типы творчества – в экономике, обществе, науке или искусстве. В том числе революция — это личное предприятие одного или нескольких ученых, политиков или предпринимателей.
Первая, Вторая и Третья украинские республики
Давайте посмотрим на 1991 год, год зарождения Второй украинской республики.
Из патриотического перечня выпадает и Советская украинская республика (1917/22–1991). Историки, идеологи и политики, придерживающиеся националистических воззрений, предпочитают называть этот период оккупацией. Время, когда были основаны множества нынешних политических, социальных, экономических и прочих институтов, время жизни и политического творчества четырех поколений украинцев ХХ в. выпадает из доминирующего ныне политического мифа, делая его наследие, влияние непонятным, скрытым и оттого еще более сильным.
При такой особенности патриотического перечня, именно его названия сейчас довлеют и дают имена, используемые и в наш исторический момент. Поэтому памятуя о лакунах в таком способе именования, пойдем дальше.
Вторая республика — это период республиканского строительства, которое запускается с 1990 года: и активизируется с 24 августа 1991 года. Она происходит как часть общей антисоветской революции, центр которой находился в Москве со спорадическими выходами в Беловежье или Вильнюс, Тбилиси и Киев. Антисоветская революция 1991 года была движима надеждами на установление либеральной демократии и свободного рынка как способов создания новых комфортных условий жизни для граждан некогда единого Советского Союза.
Ну, и о политическом проекте, возглавляемом Юрием Луценко. Его политический проект «Третя республіка» — это как раз кто-то из политконсультантов хорошо ухватил, уловил, услышал идею, которую, по-моему, так внятно и ёмко произнес Микола Рябчук. В 2010 году, когда Янукович пришел к власти, Рябчук вышел с текстом в «Критике», где писал о том, что режим Януковича завершает влиятельность советских институтов в независимой Украине: т.е. завершает II республику. В этом предчувствии Третьей республики революция является необходимым условием начала нового государственного и национального строительства. А идеалами ее являются… и тут вопросы. Нациократия? Либеральная демократия? — Что угодно, но не постсоветские олигополия и плутократия, авторитаризм и клептократия.
Обманутые ожидания Второй республики. Политика как бизнес и попытки установления авторитарного режима
.jpg)
Возникающие постсоветские народы реализовали два базовых проекта. Проект автоматического предоставления гражданства и проект эксклюзивного гражданства. Беларусский, украинский и прибалтийский. После всех дискуссий, особенно они были яркими в октябре–ноябре 1991 года, когда готовили референдум, стало понятно, что если идти по прибалтийскому сценарию, то на референдуме мы можем не получить большинства. Поэтому был взят максимально открытый и отвлекающий от вовлечения граждан подход. Но в середине 1990-х элиты построили эксклюзивный режим по родо-экономическому признаку. А в начале 2000-х власть и бедность стала передаваться в наследство.
Уже к 1994 году олигархи установили свое правление. Символом этого стал приход в премьерское кресло Ефима Звягильского. До этого т.н. «рентополучатели» были заняты делами в частном секторе и стеснялись показывать себя на публичных постах. Но между 1991-м и 1993-м, когда с поста премьера ушел Леонид Кучма и правительство возглавил Ефим Звягильский, был период, когда два года мы были государством со свободной политикой и со свободной экономикой. Правда, неинституализированными. Зато с возможностями к росту.
Чемпионы соревнования в приватном секторе, лидеры в борьбе за приватизацию и контроль над de jure госсобственностью, поняли, что в конкуренции легче всего выиграть, если ты захватываешь публичные посты. И вот эти лидеры бизнес-сферы начинают относиться к политике как к важной составляющей своих бизнесов.
Придя к власти, президент Кучма какое-то время еще спрашивал парламент: «Какую вы страну хотите, чтобы я вам построил?» Парламент так и не ответил. И президент построил то, что было можно, что укладывалось в логику взаимодействия олигархов. Дальше, с 1994 по 1999 год, украинский олигархических режим оформляется, обрастает политическими и социальными институтами, признанными практиками.
Во второй срок президентства Кучмы, после манипулятивных и нечестных выборов, начинается консолидация олигархов вокруг президента. Возникает авторитарный проект, которому сопротивляется часть крупных собственников страны, а часть радикально поддерживает. В 2000 году у нас прошел референдум, на котором рамки этого авторитаризма получили поддержку граждан — от 70 до 94% по четырем вопросам. По идее президент получал больше полномочий, а парламент, расколотый на две палаты, ослаблялся. Решение народа, принятое в результате еще одной манипуляции — парламент, контролируемый олигархами, не был готов его воплотить. Для того, чтобы воплотить результаты референдума, парламенту нужно было 300 голосов. И Кучме не удается, даже после того, как прошли выборы 2002 года, провести в Раду послушные 300 голосов.
В конце своего правления, не получая возможности для той оформленной авторитарной системы, Кучма пытается в последние 1,5 года воплотить другой, новый проект. Тут он запускает малую судебную реформу, малую реформу местного самоуправления. И логика Кучмы была, по-видимому, такая: раз я не могу создать систему авторитаризма, юридически оформленную, конституционно описанную, тогда мы сделаем парламентскую республику, где избираемый послушным большинством премьер будет править одноособно. Были подготовлены соответствующие изменения Конституции. Одновременно возникает второй проект — отвлекающий и устрашающий: Янукович. Если склонные к полиархии собственники ЗАО Украина не захотят поддержать умеренного Кучму, ему на смену придет жуткий зэка. И тогда — с разрешением на третий срок от математически необразованного Конституционного суда — Леонид Кучма вернется к власти.
Олигархия и поломка «социальных лифтов»
При том, что люди стал больше зарабатывать с 2002 года, требования граждан к властям стали расти. Авторитарные попытки Кучмы разбалансировали слабые властные институты. И вот в 2004 году украинское общество приходит к революционному моменту.
Происходит мирная революция. У Украины появилось полгода для того, чтобы воплотить реформы.
Это время было бездарно использовано: единственная внятная попытка реформы — реформа местного самоуправления — к маю 2005 года была провалена. Олигархи восстанавливают свое влияние в правление Еханурова, возглавившего Кабмин с 23 сентября 2005 года.
В последовавшей чехарде правительств каждый новый кабинет все больше зависел от ФПГ. Работа кабинета Юлии Тимошенко в 2008–9 годах показывает, что даже при самых благих намерениях, решения принимаются лишь в интересах тысячи семей. Удар мирового экономического кризиса по Украине — беспрецедентен. Бездарность и эгоизм правящих групп стал основным способом правления в нашей стране.
Реакция общества на кризис — разочарование в «демократии» (том, что у нас называли этим словом) и поиск «сильной руки» (авторитарного правителя).
В 2010 году во второй тур президентских выборов с большим отрывом от всех остальных выходят две политические фигуры, представляющие собой два стиля авторитаризма, донецкий и днепропетровский. С минимальным разрывом выигрывает Янукович, и второй революционный цикл двинулся к своему логическому завершению.
Сверхконсолидация олигархии как предпосылка нового восстания
Группа молодых ученых, украинских политологов и социологов, измеряли, как менялась динамика форм и содержания публичных протестов в Украине с 2009-го по 12-й год. В исследовании показано, что протесты менялись
· по географии: с запада на восток, из малых городов в большие,
· по политической ориентации: от неполитизированных выступлений с экономическими и социальными требованиями к политизированным протестам с особой ролью оппозиционных партий.
На фоне этого менялся и доступ «региональных» ФПГ к центрам власти. Из шести крупных ФПГ, составлявших основных собственников Партии регионов Украины в 2010 году, в 2013 году большая часть была отодвинута в сторону. Некоторые знаковые фигуры донецкого «сообщества» даже оставили территорию Украины на некоторое время. Сверхконсолидация власти в руках «Семьи» привела к тому, что коррупционные потери нашего бюджета стали астрономическими.
Украина стала заложником бюджетного воровства и превращения всех центральных органов власти в пирамиды по сбору наличности. К октябрю 2013 года нам уже нужны были 13 млрд дол. внешней помощи для того, чтобы справиться с ситуацией и не допустить дефолт. А управленческая эффективность достигла исторического минимума.
У нас повторилась ситуация 2004 года: непопулярный лидер принимает непопулярные решения. В ответ начинается мирное восстание.
Однако подобие на этом и закончилось. В этот раз мирное сопротивление авторитарному правителю не могло привести к какому-то результату. Леонид Кучма обладал советским политическим инстинктом, связанным с пониманием того, что если процесс стал публичным, на него необходимо отвечать публично. Игнорировать или задавить его по-тихому — неверно.
Для Виктора Януковича этот инстинкт был чужд. Человек с маргинеса советского общества, он – как и многие близкие ему рентополучатели-политики — не отличали приватное от публичного. Не сумев ответить конструктивно на мирный протест, Янукович запускает процесс оформления авторитаризма «законами 16 января». В ответ, мирный этап революции перешел в горячую фазу и первой крови украинской государственности. Попытка задавить восстание силой 19–21 февраля закончилось бегством Януковича и сутками безвластия. 21–22 февраля принимаются критические решения, которые удерживают на плаву Украину как юридического субъекта и открывают пространство для того, чтобы революция привела к запуску строительства новой республики. Дар революции, за который в этот раз мы заплатили огромную цену, мог дать Украине шанс на учреждение III Украинской республики.
Мы упустили возможности трех революций — и впереди новый цикл
Новые группы, пришедшие к власти в конце февраля 2014 года, могли положить начало политическому творчеству Новой Украины.
Интересно, что политики и интеллектуалы вокруг Яценюка в марте–апреле 2014 года наработали огромное количество интересных законодательных и институциональных инициатив. В этот момент украинцы, имеющие пессимистический опыт 2005 года, прекрасно осознавали, что эта весна — единственное время для выхода в новое политическое пространство, новое политическое качество.
Примерами таких инициатив были и новая налоговая система, устанавливающая свободу для предпринимательства, и возвращение полномочий местным советам, устанавливающее возможность для повседневного участия граждан в отправлении власти, и многое другое.
Но в первом случае ФПГ Донецка и Днепропетровска оказали давление и уничтожили креативное начало налоговой реформы. Реформу местного самоуправления подорвал сепаратизм и интервенция России. Киев вернул себе все рычаги власти над оставшимися территориями и вернулся к моноэтнической политике в государственном и национальном строительстве. Уроки очередной революции в очередной раз не были выучены.
Часть олигархов получили огромные барыши от революции 2014 года. Кроме парламента, олигархи стали непосредственно контролировать президентский пост, губернаторские посты, а также получили в свои руки армейские и добровольческие подразделения. Снова продаются посты, снова бизнесы платят теневые налоги чиновникам. Снова свободы граждан не защищены.
Мы упустили три (в 91-м году, в 2005, 2014 годах) возможности учреждения свободных политических и экономических систем, дарованных нам революциями.
Поскольку каждый революционный цикл короче прежнего, и поскольку украинское общество перешагнуло «порог крови», третий революционный цикл приведет к новому восстанию довольно скоро. К этому моменту нужно быть готовым и интеллектуалам, и молодым политикам, всем гражданам с доброй волей. Готовыми не допустить возвращение олигархов, их политических групп к политическому творчеству. Пора выучить уроки истории независимой Украины:
· президентский пост является источником антидемократических тенденций,
· безответственный парламент без эффективных партий не гарантирует качественной демократии,
· недоступное правосудие подрывает легитимность государства.
Как и в 1991 году, демократическая политика и свободная экономика остаются задачами для воплощения.
На этом я заканчиваю, спасибо за внимание!
Павел Викнянский: Спасибо, Михаил Анатольевич! Если позволите, еще какие-то вопросы.
Михаил Минаков: С удовольствием.
Спасибо Вам за то, что мы, оказывается, вместе: все равно, находясь даже в разных частях Европы [докладчик находился в Германии], думаем все еще в одном ключе.
Как наполнить Майдан интеллектом?
Ольга Лебедева (г. Запорожье): Добрый день! Скажите, пожалуйста, можете ли Вы прокомментировать тот факт, что украинская элита, интеллектуальная элита, в первую очередь, заняла довольно пассивную позицию на Майдане? Оказалось так, что те лидеры, которые там были — это те люди, которые себя скомпрометировали и являются частью прежней системы, включая, действующего уже президента Порошенко, — ведь он был частью системы Украины прошлого, нереволюционной Украины. Не является ли огромной проблемой эта неамбициозность интеллектуальной элиты? Спасибо.
Михаил Минаков: Спасибо за вопрос! Люди, выходившие и на Майдан, и на Антимайдан, во многом были мотивированы утопическими соображениями по поводу Европы, России и своих сил.
Эта утопичность и укор, и похвала. Утопия порождает политические коллективы и создает реалистичные гражданские проекты.
Объединение изначально раздвоенного (на партийный и гражданский) Майдана произошло по экономическим рациональным причинам. На Майдане «громадськом» просто не могли [ни обеспечить] отопление, ни поставить палатку. Объединение сделало Майдан сильнее. Но объединение привело в ряды, как всякий раз на таких больших событиях, разные группы. Вот и радикальные группы оказались в авангарде Евромайдана. И радикалы опередили интеллектуалов, первые предложили простые идеи, простые и «окончательные» решения.
В этом взрыве негодования — особенно после 16 января — интеллектуал не мог быть услышан. Призыв уставшего караула «Пойдем на парламент!» был услышан, а призыв «Давайте обратимся в суд и заставим парламент голосовать честно» не был услышан… Постсоветские общества стремительно архаизируются, и военные с радикалами будут все влиятельней, а попытки рационально решать проблемы — все реже.
Майдан мог сделать нас более современными, но этого не случилось. Сейчас в результате конфликтов внутри страны и из-за российской интервенции мы попадаем в ситуацию, когда откат к коллективизму, примитивной политике и самоизоляции выглядит почти неизбежным.
Символ этого — инфантильная мечта о Стене, которая спрячет хороших напуганных людей от страшных нелюдей. Каким образом реагирует надруганное, живущее в терроре общество — строит стену… Мы уходим в архаику с племенными обществами. А племена не могут контролировать большие территории. Племенное общество и территории современной Украины — несовместимы.
Мы обязаны быть современными, модерн необходим. И следующий шанс на построение свободной Украины будет скоро, лет через пять, когда к завершению подойдет начавшийся революционный цикл.
Павел Викнянский: Спасибо, Михаил Анатольевич.
Ольга Лебедева: Как Вы думаете, как будет выглядеть Третий Майдан?
Михаил Минаков: Третья республика или Третий Майдан?
Павел Викнянский: Третий Майдан.
Следующая революция будет страшнее
Михаил Минаков: Третий Майдан… Спасибо, Ольга.
Приятна активность землячки! Я из Запорожья тоже… Наше архаичное сознание требует землячества, так что я поддамся архаическому позыву — привет Запорожью!..
Третья революция будет, скорее всего, страшнее и Майдана, и Евромайдана. Я в последнее время стал изучать опыт Италии 1960–70-х годов: тогда итальянское общество жило в условиях ежедневного террора. Думаю, что вполне возможный вариант развития нашего общества на несколько лет. Скорее всего, радикальные группы, сложившиеся зимой 2013–2014 года, законсервируется и будут вести свою гражданскую террористическую войну против «внутреннего врага».
Мой коллега, американский исследователь, изучал биографии участников гражданских войн начала 1990-х годов в Грузии и Таджикистане. Он говорит, что за редким исключением, буквально единицы, кто сумел вернуться в цивильную жизнь и стать лидером мирного развития своей страны, все остальные оказывались на окраине общества. И вот этот маргинес либо будет превращать героев, защитивших страну в самый тяжелый момент, в изгоев и алкоголиков, либо же введет их в группы повторного террора. Поэтому в момент, когда олигархия неизбежно приведет к авторитарному режиму — взрыв будет велик, и теперь в нем будут принимать участие и эти радикальные группы.
Павел Викнянский: Спасибо, Михаил Анатольевич, у нас как раз уже время… Мы Вам благодарны за очень интересный разговор, за диалог, за, как всегда, голос здравого смысла. И до встречи уже в Киеве, в Украине. И дай Бог, чтобы в этом новом Майдане, который я считаю, нужен Украине, настоящий содержательный, чтобы наконец-то он был интеллектуализированный, и… чтобы боевики воевали, а умные руководили.
Михаил Минаков: Ну, нам нужно сделать всё, чтобы негативный сценарий не состоялся. Мы должны создать такие условия в союзе с интеллектуалами, бизнесом и лидерами местного самоуправления, которые не позволят радикалам управлять процессами нашего общего политического будущего.
Павел Викнянский: Спасибо!
Михаил Минаков: Держитесь ребята! До свидания! [аплодисменты]
