Посвящается С.
Для каждой части трехчастного человека есть своя предельная практика свободы. Для ума — мышление, для души — вера, для тела — путешествие. Но наивно полагать, что в путешествии свободу обретает только тело, а не человек в целом. Тоже с верой и мышлением. То есть не важно с чего человек начал, но, начав с веры, мышления или путешествия, он в силах стяжать безусловную свободу и пережить ее как подлинное состояние. Как Аз есмь.
Созвучная свободе слобода — есть вынесенное за стены града — на заоградный простор — поселение, т.е. место незащищенное, но вольное. Там нет скученности, там просторно, там дышится. Уже здесь чувствуется, насколько свобода далека от безопасности. Она там, где нет стен, нет рвов, нет стражи.
Означает ли это, что свобода всегда несет в себе самой риск? Но ведь можно построить империю или национальную республику, когда и слободские заживут безопасно, так же как горожане внутри крепких стен, которые будут уже не нужны, ибо охраняемые границы — лучшие стены.
Так думает восторженная, но наивная душа. За имперскую безопасность платили унификацией, разъедающей локальную культуру. За национальную безопасность — самыми кровопролитными войнами первой половины ХХ века. Потому что в родных братьях национализма числится патриотизм, который еще то, известное прибежище. Без апелляции к жестоковыйному и всеохватному чувству патриотизма было бы невозможно кровавыми руками «культурных народов Европы» натаскать из них же самих пятидесятимиллионный Монблан трупов.
* * * * * * * * * *
Рассмотрим вначале более привычные и от того вроде бы понятные факторы свободы.
Обладание ресурсами увеличивает степень свободы. Речь идет об обладании как сравнительно большем, чем у других имуществом, капиталом, средствами производства. И действительно, обладая всем этим человек может выбрать дом и место в городе, где будет жить его семья, выбрать машину, слетать на любой остров, собрать библиотеку, полную редких книг, может реализовать крупный проект или осуществить самый смелый замысел благотворительности. Но это не вся правда. Обладание имуществом и деньгами также обременяет. И не только отдельного человека. Богатейшие природные ресурсы России ограничили пути ее развития, предопределили мировую специализацию, сделали малоконкурентной. Ресурсы России легли в основание ее несвободы.
Обладание знаниями увеличивает степень свободы, но одновременно надмевает и также как и с имуществом — обременяет. Кто не помнит грустных и мудрых изречений Екклесиаста? Хотя бы это: «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь». Или Гераклита: «многознание уму не научает». И даже истинное знание, дарующую человеку подлинную свободу — «делающее из раба человека», несет в себе страшное искушение.
Обладание мандатом дает власть, а вместе с ней сильнейшее чувство вседозволенности, которым можно распорядится по-разному, например, для учреждения на болотах новой столицы империи, или ради электрификации всей страны в ударно короткий срок, или покрытия страны сетью ГУЛАГа, или ради того, чтобы на всех нахлобучить напудренные парики. Здесь уместна старая сентенция: власть — развращает, а абсолютная власть развращает окончательно!
Доступность многообразия тоже, в привычном смысле, увеличивает степень свободы — отсюда проистекает вся современная борьба за права меньшинств, здесь источник мультикультурализма и здесь обоснование доминирующей сегодня культуры потребления. Потребитель не просто вправе выбирать, по сути, вне выбора нет никакой культуры потребления. Отпуск товара по карточкам — это не потребление, но распределение и контроль. Но многообразие одновременно развращает. Умение сосредоточиться на единственном (-ой) — дает величайшую свободу самоопределения. Этот принцип лежит в основе даже монотеизма.
Прогресс, интерпретировав благо, подарил нищим, запуганным и обездоленным достаток. Технологии облегчили и упростили жизнь миллиардам, во многом разрушили зависимость человека от природных стихий — мора, глада, хлада. Технологии накормили шесть миллиардов (существующая численность землян минус число голодающих), одели, обули, защитили от холода, увеличили продолжительность жизни, предотвратили смерть матерей в результате послеродовой горячки и предельно снизили младенческую смертность, сократили расстояния, сделали доступным почти любое знание, практически в любой точке планеты. Одновременно, прогресс одарил общество «одномерным человеком» (Маркузе), переселил миллиарды в плохо спроектированные города, превратил служащих в «офисный планктон», увеличил концентрацию богатства в руках немногих, вытеснил онтологию Бога на периферию человеческого сознания, вытеснил религию в область музейно-лубочного артефакта. Прогресс, победив одни болезни, наградил человечество другими. Прогресс предложил миллионам сделку — обменять рост продолжительности жизни на ухудшенное здоровье. Все это свободой не назовешь. Вопрос Хайдеггера остался незакрытым: так что же, человек безвольно отдался на поток и разграбление технике?!
Воображение — тончайший инструмент на верстаке свободы. В любом акте творчества человек, уподобляясь Творцу, хотя бы на самый краткий миг, переживает подлинную свободу. Но свобода воображения может соблазнить человека бескрайними возможностями виртуальной реальности и тем самым стерилизовать его, сделав беззубым мечтателем.
Все названные факторы свободы — амбивалентны. Давая свободу, они в то же самое мгновение, превращаются в цепи еще более изощренной несвободы. Стяжать свободу оказывается непросто.
Но человек не может без свободы. Без свободы постепенно стираются человеческие черты. Без свободы человек как рыба без воды — задыхается. Без свободы человек превращается в глиняную куклу, в тот первичный субстрат, из которого он был создан, до того как Господь вдохнул в него жизнь. Поэтому нельзя обойти молчанием вопрос: Что позволяет стяжать свободу безусловно?!
Перейдем к трем основополагающим практикам свободы.
* * * * * * * * * *
Бог дал человеку путешествие. Даже в изгнании из Рая читается шанс на возвращение. Это самое длинное путешествие, в процессе которого человек становится свободным. Здесь стать свободным — это вернуть изначально присущую каждой душе свободу.
Но на земле Бог падшего человека к свободе принуждает длинным кнутом.
Бог отправил Авраама в пожизненное путешествие, чтобы сделать его и его семя свободными. Свободными от рода, от земли отцов, от идолов земли отцов, от шаблонов языческого детства.
Путешествие — слово подыстёртое. К тому же оно стало рыночным. Отныне путешествиями с малыми и большими удобствами торгуют. Их покупают. Ими радуют близких. Древний смысл слова незаметно ушел. Путешествие как шествие по своему пути стало редкостью. Какой такой свой путь, когда есть комфортный, застрахованный, проверенный туроператором путь?!
Но в подлинном слове путешествие скрыта двойная свобода — свобода движения (мобильности) и свобода подлинности (идентичности — тожества самому себе). Ведь в путешествии речь идет только о собственном пути. Собственно другого и нет. Другое действие — это брожение. Потеря времени. Утрата сил.
Все авраамические религии полны примеров вынужденного путешествия. Темы путешествия, изгнания или бегства очень близки. Через изгнание и через бегство человек насильно погружается в бодрствующее состояние и вынужденно встает на путь. Путь поиска истины. Вопросы к самому себе становятся жестче. Последствия ошибок резче. Человек взрослеет. Только взрослый человек выходит в путешествие. Только взрослый человек понимает, как важно начать путешествовать. Только взрослый человек понимает, что путешествия не избежать.
Человек от животного и преданных ангелов отличается тем, что он свободу ищет и находит в шествии на пути к себе.
* * * * * * * * * *
Только Бог мог дать человеку мышление. Потому что как только вы начинаете понимать, что же это такое, так сразу всякая естественнонаучная теория об эволюционном происхождении мышления начинает казаться наивным лепетом.
Только мышление способно размышлять о свободе. И только сформулировав вопросы о подлинной свободе, мы получаем шанс принять на себя мышление. По версии Щедровицкого мышление проявляется только тогда, когда наш мыслительный акт на пределе, на социальном и индивидуальном пределе, и только в тех областях, где мы имеем дело с онтологическим вопрошанием.
По версии Хайдеггера мышление — суть то, что противоположено всякому методу. Последний есть гарантия результата: следуй таким-то правилам умозаключений и ты получишь результат. Декарт даже утверждал, что правильный метод и его точное использование, открывают истину: истинно то, что получено путем тщательного применения метода. Хайдеггер возражал: мышление всегда риск, всегда неопределенность, это всегда новый неожиданный поворот, за которым открывается неизвестность. Поэтому, когда мышление случается, тогда тот, на кого мышление садится, переживает свободу.
Cogito ergo sum — провозглашал Декарт. Но ведь существование бессмысленно вне свободы! Да оно и не возможно без последней! Поэтому верно, что мыслю, следовательно, уже свободен. — «Мысля, мы впервые учимся обитанию в той области, где сбывается вынесение судьбы бытия» (Хайдеггер).
* * * * * * * * * *
Только вера дает нашей душе вечность. Ибо — Sola fide. Спасение и есть прямой путь к свободе.
Всякая ли вера прямой путь? Что это за вера, ведущая к свободе?
Эта вера не жеманная, не обрядная, не фанатичная, не упертая, не благочинная. Но вера Авраама, Исаака и Иакова, вера Измаила и Давида, вера Муссы, Исы и Мухаммеда. Вера, непосредственно обращенная к Живому Источнику. Вера, берущая начало из намерения идти до конца. Вера война.
Поэтому всякий нефальшивый гимн свободе — это одновременно и хвала Богу. Ведь Духа и свободу необходимо стяжать. Всегда. — В непрекращающемся путешествии. С верой в сердце. И с головой на плечах.
* * * * * * * * * *
Итак, если для ума существует — мышление, для души — вера, для тела — путешествие, то что для человека в целом? Каждый знает ответ. Но большинство стесняются его признать. Ведь это любовь. Та, которая «все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит», которая «никогда не перестает» (ап.Павел).
Это и есть последняя практика свободы, выше которой ничего нет.
Самая простая. И самая непостижимая.
Самая доступная. И самая забытая.
* * * * * * * * * *
И все же, вознося столь высоко практики свободы, будем помнить, что сказал Халиль Жибран в своем «Пророке»:
… ведь только тот способен быть свободным,
кому само желанье свободу обрести
уздою станет,
кто прекратит в свободе видеть цель
и достиженье цели…