Перетворення журналістів в активістів — ознака деградації професійних стандартів

Розміщуємо стенограму публічної лекції директора Бюро Представництва з питань свободи ЗМІ ОБСЄ (Відень), проф. Андрія Ріхтера на тему «Правові умови свободи медіа в цілях соціального прогресу: європейський досвід і можливі сценарії майбутнього», яка проходила 2 грудня 2013р. у КНУ ім. Тараса Шевченка. У розпал політичного протистояння в країні відбулася динамічна дискусія про свободу слова, журналістську етику, цензуру, діяльність різних видів ЗМІ в європейському та пострадянському контекстах [+ відео].

Павло Вікнянський: Вітаємо всіх на нашій відкритій лекції з шановним гостем із Європи, з Відня. Цей чоловік народився в місті Харкові, зробив кар’єру в Радянському Союзі, а далі в Росії і, наразі, є одним із найкращих в Європі експертів із медіа-права. Організатором нашої події є «Студентська республіка», і ми також дякуємо Університету ім. Т.Г.Шевченка за підтримку, тут із нами присутній п. проректор Володимир Анатолійович Бугров. Формат у нас – як завжди, відкрита лекція.

Хочу наголосити, що ми зараз переживаємо чергову «буремність» подій в Україні, що, мабуть, у тому числі свідчить, що ми одна з найдемократичніших і прогресивних частин не тільки Європи, а й світу — і дай Бог, щоб усе завершилось позитивно й осмислено. Потрібно, щоб у підсумку були не тільки кадрові зміни, а саме головне – соціальний прогрес, щоб люди жили краще, щоб громадянських свобод було якомога більше, а нам це давало впевненості в правильних кроках і ми займали достойні позиції в світі.

Наразі, я хочу передати слово нашому гостю, експерту зі свободи інформації та медіа-права, директору Бюро Представництва з питань свободи ЗМІ Організації з безпеки і співробітництва в Європі п. Андрію Ріхтеру: Андрій Георгійович Ріхтер, прошу! [аплодисменти]

Андрей Рихтер: Спасибо! Шановні друзі, я розмовляю українською мовою значно гірше, ніж хотів би розмовляти, тому я буду доповідати російською мовою, пробачте. Але по всій лекції ви мене можете питати українською мовою.

Я перейду на русский язык, чтобы не позориться дальше. Я повторюсь, вы можете задавать мне вопросы на украинском языке. Я украинский знаю пассивно, говорить много не приходится. Я благодарен Павлу [Викнянскому] и Владимиру Анатолиевичу [Бугрову] за возможность выступить в этом прекрасном, именитом здании и поговорить на темы, на которые я люблю говорить: на тему свободы СМИ, средств массовой информации. В теме «Правовые условия свободы медиа в целях социального прогресса» я постараюсь объяснить, в чем состоят правовые основы свободы средств массовой информации, в общем-то, опираясь на примеры постсоветского пространства. И хотя, как видно из этого слайда, я работаю в Вене директором Офиса Представителя ОБСЕ по свободе СМИ (не знаю, есть ли необходимость рассказать кому-то что-то про Офис, чем он занимается, [но если нужно], я с удовольствием расскажу).

15 критеріїв свободи ЗМІ: порівняльна характеристика 15 пострадянських держав

А сейчас не об этом. Я, по сути, как уже сказал Павел, из Харькова, из Москвы и занимался всю свою жизнь свободой средств массовой информации. Я попытаюсь объяснить на примере сравнительных таблиц, которые вы увидите, те 15 критериев свободы средств массовой информации, которые я сам, собственно, разработал и полагаю, что они достаточно объективно отражают условия, чтобы свобода массовой информации, во-первых, фактически и юридически могла существовать, и условия, которые позволяют и журналистам, и средствам массовой информации, служить тому же самому социальному прогрессу, ради которого и создаются специальные, порой даже может быть тепличные условия для журналистов и средств массовой информации. Вот, собственно, то, о чем я буду говорить. Вы меня можете перебивать, если у вас будут какие-то вопросы по этим слайдам. Если все будет понятно или скучно, я буду скорей рассказывать и потом с удовольствием отвечу на любой ваш вопрос, связанный с тем, что я знаю.

Итак, как вы видите, я буду рассматривать 15 стран, и 15 критериев: «плюс» не означает есть, «плюс» означает хорошо, «минус» – плохо.

Главным, может быть не главным, но очень важным элементом, безусловно, является элемент «конституционные гарантии свободы массовой информации». Можно, конечно же, долго спорить, что есть страны, в которых нет конституции, но есть свобода печати (и первая такая страна — это Великобритания), но мы с вами живем в мире, где в подавляющем большинстве стран есть конституции и очень важно то, как эти конституции подходят к самому понятию свободы массовой информации, свободы печати, а не только к свободе слова и свободе выражения мнения. Я уверен, что во всех конституциях мира есть норма, которая бы защищала свободу слова, свободу выражения мнения, но далеко не во всех конституциях есть норма, которая защищает свободу печати либо свободу массовой информации, средств массовой информации (по-разному называется, почему по-разному называется — это отдельная тема для отдельного рассказа). Почему важно, чтобы в конституции было сказано о свободе печати? Потому что, когда конституция говорит о свободе печати, она говорит о правах и свободах человека. Свобода печати не означает только свободу редакции газеты или средства массовой информации. Свобода печати означает, что у каждого человека есть право воспользоваться этой свободой. И хотя далеко не каждый человек является редактором, журналистом и, может быть, во многих случаях не хочет быть ни журналистом, ни редактором, тем не менее, эта свобода должна ему это гарантировать. Это на практике должно означать, что любой человек, когда он захочет стать журналистом, не будет иметь никаких правовых ограничений на своем новом пути, на новом поприще. Это означает, что человек, даже если никогда не захочет стать журналистом, но если он полагает, что в средствах массовой информации его интересы, права каким-то образом нарушили, чтобы он мог обратиться к аудитории через средство массовой информации для публикации своего ответа либо опровержения. Эта свобода и это право обозначает, что каждый человек, который не хочет ни к кому обращаться, не хочет быть журналистом, тем не менее, он должен иметь свободу читать и слушать то, что он хочет. И имеет право на то, что он хочет слушать и на ту информацию, на которую он имеет право надеяться. В этом смысл необходимости закрепления конституционной свободы печати.

Запрет цензуры гораздо более, пожалуй, распространенная норма в конституциях — и здесь возникает довольно широко распространенное заблуждение в том, что если нет цензуры, то есть свобода печати, и наоборот, если возникает цензура, то нет свободы печати. Это сочетание, точнее противопоставление двух реалий пришло к нам из XVIII—XIX вв. и, к сожалению (я сейчас объясню почему, к сожалению), остается до сих пор в умах многих. Дело в том, что отсутствие цензуры вовсе не означает наличие свободы печати. Цензура – это, безусловно, всеми осуждаемый драконовский способ ограничения свободы печати, свободы массовой информации. Запрет цензуры – это то, за что боролись в XIX – нач. ХХ вв. В XXI в. говорить о том, что отсутствие цензуры есть свобода печати — достаточно большое заблуждение. Почему? Потому, что роль государства в обеспечении свободы печати заключается не только в том, чтобы уйти от контроля, от непосредственного контроля средств массовой информации, она заключается не только в том, чтобы закрыть органы цензуры, прекратить цензуру (а когда мы говорим о цензуре и о конституционных гарантиях, мы говорим, конечно же, о цензуре государственной). Задача государства заключается в том, чтобы обеспечить всем и каждому все права человека, которые бы позволили реализовать его право на свободу печати. Что это означает? Это означает, что запрет цензуры бессмыслен, не имеет никакого смысла, если у граждан, которые попытались в отсутствие цензуры реализовать свое право свободы печати, нет свободы создавать политические ассоциации либо свободы участвовать в общественных демонстрациях, либо свободы голосовать так, как они того хотят.

Все свободы, безусловно, связаны друг с другом, и государство должно не только не мешать людям реализовывать эти свободы, не только должно государство препятствовать другим игрокам, которые хотят или захотят воспрепятствовать гражданам использовать их свободу, но государство должно создавать условия для свободы печати или свободы выбора, для свободы ассоциации, для свободы шествий или демонстраций. Создавать условия – это чрезвычайно важный момент, о котором государство, как правило, забывает, но граждане должны об этом знать, потому что без этого свобода является просто пустым словом.

Переходя к сравнительным таблицам, я не комментирую плюсы-минусы, потому что это достаточно условная характеристика, в конце мы увидим все балы, я этого тоже не буду комментировать. Вы просто сами увидите то, как Украина выглядит по сравнению со своими соседями, причем некоторые из них страны Евросоюза, некоторые не хотят быть в Евросоюзе, некоторые никогда не будут в Евросоюзе. Собственое сравнение вы можете делать сами.

Наличие Закона о средствах массовой информации. Законы о средствах массовой информации: на Украине — это, прежде всего, Закон о печати, Закон про информацию. Наличие такого законодательства, в общем-то, достаточно положительная вещь. Такие законы существуют во многих странах мира, во многих странах Европы (далеко не во всех!) и, разумеется, само по себе наличие либо отсутствие такого законодательства не означает наличие либо отсутствие свободы печати.

Закон о печати важен для того, чтобы особенно в наших условиях, продолжающегося уже более 20 лет переходного периода, гарантировать журналистам определенные права при условии того, что этими правами будут пользоваться во благо общества, во благо все того же социального прогресса. Какие это права — они могут быть разными, но главное из этих прав, пожалуй, право на защиту конфиденциальных источников, потому что это право существует практически везде в Европе и без этого права журналистика становится пшиком, т.е. та журналистика, ради которой все это создается, политическая журналистика, прежде всего. Потому что, если журналист не может завоевать доверие у своего источника информации, и доверие в том числе, который будет заключаться в том, что этот источник не будет бояться передать ему информацию, не будет опасаться возможных репрессий, после того, как данная информация станет гласной, не будет бояться, что после того как эта информация будет опубликована, к журналисту не придет милиционер, его не вызовет к себе прокурор, не скажет: «Сообщи нам, кто тебе передал эту информацию, мы хотим с ним поговорить».

Так вот, пока такого доверия не будет, не будет политической журналистики, будет любая другая журналистика, которая, безусловно, тоже нужна, например, спортивная журналистика, развлекательная журналистика, где, скорее всего, не нужно право на тайну источников информации, но без него политическая журналистика будет вряд ли существовать. Это одно из прав журналистов, которое должен гарантировать, скорее всего, Закон о средствах массовой информации. В некоторых случаях это гарантируют кодексы, но, в общем-то, это почти всегда Закон о средствах массовой информации. У журналистов, безусловно, возникают в силу принятия таких законов права использования информации, возможности аккредитации, возможность быстро получить ответ на запрос информации. Это те права, без которых опять-таки в первую очередь не может существовать именно политическая журналистика.

Закон о СМИ, как правило, будет говорить о т.н. привилегиях журналистов, т.е. тех случаев, когда журналист не будет нести ответственность за передаваемое им сообщение, если эти сведения получил от источников, которые не могут не вызывать доверия. Ну, например, от депутатов парламента или от руководителей государственных органов, либо из зала суда он получил эти сведения, либо он получил эти сведения в ответ на официальный запрос информации, и т.д., и т.п. Этот набор может быть достаточно широким, он может быть узким, но, тем не менее, всегда такой набор существует, если мы говорим о привилегиях журналиста.

Законы, которые бы гарантировали свободу доступа граждан к информации, являются сегодня, в общем-то, повсеместным явлением, но лет 30 назад таких законов практически нигде не было. И сегодня в Европе все государства кроме Беларуси имеют такой закон. Последней совсем недавно приняла такой закон Испания, может быть он даже еще не вошел в силу. Какая связь закона, который позволяет гражданам получить информацию о деятельности государственных органов, и журналистики, потому что закон, как правило, не делает никаких специальных условий для журналистов? Связь простая, в то же время обратная.

Закон о свободе доступа к информации, как правило, приучает чиновников к тому, что они сидят не на своем чемодане, они сидят на информации, которой они обязаны делиться с гражданами. Одно из заданий, которое я, после того как в России был принят такой закон, давал студентам факультета журналистики (у меня поток был 220 студентов), было написать как гражданам запрос в любой государственный орган, запрос информации, и посмотреть, что же с этого получится. 2 года я делал такой эксперимент. Достаточно любопытные были результаты, это было самое начало существования Закона об информации в России. И было видно, как чиновникам трудно ломать самих себя и понять, что действительно они должны делиться тем, что они до этого считали частью своих собственных привилегий, частью своего кабинета, частью своего портфеля, шкафа, сейфа и т.д., и т.п. Поэтому, хотя такой закон, повторюсь, не говорит о каких-то специальных привилегиях для журналистов, тем не менее, его наличие существенно облегчает работу СМИ.

Вещание по-прежнему остается важнейшим из средств массовой информации и чтобы не говорили о развитии интернета, тем не менее, именно из телевидения граждане узнают новости, узнают очень многое того, что им нужно, или они считают, что им нужно, для того, чтобы быть гражданами. Как регулируется телерадиовещание чрезвычайно важно. Регулируется, так или иначе, оно везде. Почему так важно, чтоб именно был Закон о телерадиовещании, а не постановление правительства или указ президента, или любой другой нормативный акт, как например, в Советском Союзе, где не было никакого закона о телерадиовещании, и, наверное, не могло быть? Ведь вроде бы в законе можно написать то же самое, что написано в декрете Кабмина или в указе президента… В общем-то, если в парламенте сидят представители тех же партий, которых представляет президент, это достаточно простая вещь. Тем не менее, важен закон, потому что закон в отличие от указа, в отличие от постановления правительства принимается по другой процедуре! Его нельзя принять без хотя бы минимальной возможности общественных организаций, граждан высказать свое отношение к проекту этого закона, без хотя бы каких-то минимальных попыток граждан повлиять на его содержание, его достаточно сложно изменить. Т.е. закон – уже в силу того, что это закон, а не указ, дает правовые основы для гораздо большей стабильности телерадиовещания. Пусть это будет плохой закон о телерадиовещании, но по крайней мене мы знаем, что вот таким будет телерадиовещание ближайшие годы. Изменить закон можно, но его сложнее изменить, и нужно всегда объяснять подобного рода изменения. Если президент отменяет свой указ, он, как правило, это делает без каких-либо объяснений, и никто не вправе просить у него таких объяснений, то же самое касается, правда в меньшей степени, декретов правительства.

Причем, в любом Законе о телерадиовещании важнейшим элементом является то, чтобы лицензирующий орган, т.е. тот орган, который выдает лицензии на телерадиовещание или тот орган, который контролирует соблюдение лицензионных условий, был независимым: независимым не только от органов власти, но и независимым от бизнеса. Т.е., чтобы этот орган максимально возможно (мы говорим о праве, о достаточно условной вещи, мы говорим о приближении к идеалу) отражал интересы населения. Можно ли этого достигнуть? Можно! Но это сложно, потому и создается закон, для того, чтобы были процедуры, которые предъявляли бы требования к членам таких органов. Понятно, любые требования можно, так или иначе, обойти, поэтому надо, чтобы эти требования были ясными, понятными для граждан, чтоб они говорили, что членами этих лицензирующих органов не могут быть те люди, которые занимаются теле-, радио-бизнесом, которые являются политическими активистами, чтоб эти люди не думали о своей политической карьере, а думали об интересах населения. Существуют многочисленные возможности того, чтобы через закон гарантировать максимальную, максимально возможную в данном обществе, в данных условиях независимость такого органа.

Т.к. телевидение важнейшее, повторюсь, из средств массовой информации, то, безусловно, от того, каким будет телевидение, зависит, какими будут и другие средства массовой информации, зависит и пресса, зависит и радио. Потому что если население привыкает к той информации, которую ему предоставляет телевидение, то, как правило, население становится апатичным и его уже ничего не интересует. И по крайней мере, открывая газету, люди во многих случаях хотят видеть то, что они видят по телевидению.

Общественное вещание является в Европе, по крайней мере, стержнем системы средств массовой информации. Почему? Общественное вещание может смотреть довольно малая часть населения. Тем не менее, общественное вещание всегда проигрывает частному телевиденью, сегодня, по крайней мере, в сегодняшней Европе. Тем не менее, именно общественное вещание является стержнем СМИ, не только системы вещания, но и вообще средств массовой информации. Почему? Дело в том, что общественное вещание, которое создавалось в Европе, начиная с 1920-х — 30-х годов в Великобритании и в 50-е годы в остальной части Западной Европы, создавалось уже исходя из того, что это будет то средство массовой информации, которое не будет контролировать ни государство, ни бизнес (не только медийный бизнес, но и в принципе бизнес), и которое будет демонстрировать другим журналистам, другим средствам массовой информации те стандарты журналистики, на которые вправе рассчитывать граждане, те стандарты, которых вправе требовать общество. И поэтому, если мы говорим об этических кодексах журналистики, как правило, мы говорим об этических кодексах, идеальных этических кодексах, которые работают в системе общественного вещания. Если мы говорим о системе саморегулирования, то, безусловно, всегда и везде общественное вещание подвергается самому серьезному саморегулированию. Если мы говорим о гарантиях независимости средств массовой информации, то гарантии независимости в первую очередь предусматриваются для общественного вещания.

В Европе, и вы наверно это знаете, сейчас существует так называемая дуальная система средств массовой информации, которая состоит из общественного вещания, это может быть только телевещание или телерадиовещание и частных СМИ. В некоторых постсоветских государствах тоже существует дуальная система, но она состоит из государственных СМИ и частных СМИ. И здесь можно долго говорить о том, почему так произошло и почему не создается другая система средств массовой информации. Но очевидно, что создание даже самого плохого общественного телевидения гораздо лучше, чем существование самого хорошего государственного. И самое плохое общественное телевидение всегда будет лучшим примером того, как должно существовать средство массовой информации, чем государственное телевидение. Опять-таки, я могу это аргументировать, если будут сомнения на этот счет.

Частью законов о СМИ, всегда, ну во многих случаях, является система регистрации СМИ, потому что, если закон что-то регулирует, необходимо предъявить, что собственно регулирует этот закон. Для того чтобы отличить газету, СМИ от бюллетеня, не СМИ, как правило, вводится система регистрации. Если зарегистрировано как СМИ, значит СМИ, если не зарегистрировано, значит что-то другое – бюллетень, брошюра и т.д., книжка, альманах. Вопрос не в том, есть ли регистрация. Ради бога, можно вести учет чего угодно и сколько угодно, в самом по себе учете проблем никаких нет. Проблема возникает тогда, когда регистрация становится разрешительной, когда государство берет на себя смелость сказать тем, кто хочет создать средство массовой информации: «Нет, вот вам не надо, вы посторонитесь». И мы возвращаемся на то, с чего мы начали, т.е. право каждого на реализацию свободы печати. К сожалению, во многих постсоветских государствах система регистрации именно такая, разрешительная. И хотя на этот счет есть решения Европейского суда по правам человека, одно из них в отношении Польши, другое — в отношении России, тем не менее, радикально ничего это не изменило, и система регистрации в некоторых постсоветских государствах остается разрешительной. В общем–то, сегодня этого уже никто и не маскирует.

Следующий очень важный аспект, это тот аспект, которым мы занимаемся в Вене довольно много – это, как отменить уголовную ответственность за дезинформацию, за распространение сведений, которые порочат человека либо организацию. Полагается что, для того, чтобы развивалась свобода массовой информации, для того чтоб развивалась свобода печати не должно быть уголовной ответственности за клевету и оскорбление. На Украине этого нет уже почти 7 или 8 лет. Хотя здесь тоже было достаточно много волнений по поводу отмены уголовной ответственности за клевету и оскорбление. Говорили, что, ну, теперь уж журналисты развернутся и никому не поздоровится. Тем не менее, ничего супербольшого, суперскандального не произошло и те, кто писал не очень аккуратно, продолжают писать не очень аккуратно, но таких людей больше не стало.

Мы полагаем что, в данном случае я уже говорю от имени Офиса Представителя ОБСЕ по вопросам свободы СМИ, мы полагаем, что наличие такого «дамоклова меча» в виде уголовной ответственности, мешает журналистам быть достаточно откровенными в том, что они говорят, в том, что они пишут. Всегда есть гражданская ответственность за клевету и оскорбление, которая как правило выражается в виде необходимости публиковать опровержение и компенсировать моральный вред. Сама по себе гражданская ответственность является нормальной вещью и в том числе в тех случаях, когда эта ответственность является адекватной и соответствует степени причиненного вреда здесь все нормально. По сумме штрафа уголовная ответственность может быть даже меньше, чем гражданская ответственность. Но уголовная ответственность всегда несет за собой возможность лишения свободы, пусть даже условно. И самое главное, уголовная ответственность несет за собой то, что человек, по сути, с момента объявления приговора считается преступником. Я не знаю, может быть, кто-то и гордится тем, что он является преступником, но для большинства, это, конечно же, пятно в биографии, которое влечет за собой ряд больших и малых проблем в жизни, начиная от возможности получить визу заграницу и кончая возможностью заниматься политической деятельностью. В силу этого, мы полагаем, что такая уголовная ответственность является, скорее всего, анахронизмом в наших правовых системах и от этого анахронизма нужно избавляться. И хотя практика даже в тех странах, где такая уголовная ответственность сохранена, невелика, тем не менее, сам факт такой возможности имеет эффект холодного душа.

Но уголовная ответственность сама по себе за клевету и оскорбление — это проблема, гораздо большей является наличие уголовной ответственности за клевету и оскорбление должностных лиц, потому что категория граждан, которая наиболее обидчива на факты, на распространение опорочивающих их сведенья — это чиновники, государственные чиновники, те же должностные лица. Более того именно о политиках, должностных лицах, больше всего и пишут те журналисты, которые могут попасть под статью. Поэтому, наряду с необходимостью отменить уголовную ответственность за клевету и оскорбление, мы боремся за то, чтобы отменили уголовную ответственность за клевету и оскорбление должностных лиц и уж тем более глав государств, ведь есть много государств, где подобного рода уголовная ответственность сохраняется.

Для свободы массовой информации в некоторых странах существуют очень важные ограничители, как политического, так и экономического характера. Политического характера ограничители, как правило, связаны с законодательством об экстремизме. Его корни проистекают, скорее всего, из событий 11 сентября 2001г. в Нью-Йорке и Вашингтоне. Вскоре после них некоторые правоведы сказали, что нужно бороться не столько с терроризмом — страшной чумой XXI в., но нужно бороться с теми и с тем, что создает условия для терроризма – т.е. экстремизм. Если по началу под экстремизмом понимались те вещи, которые существовали либо существуют, собственно, до сих пор в уголовных кодексах, т.е. запрет разжигания ненависти и вражды по признакам национальности, расы, пола, происхождения и т.д., то впоследствии это понятие значительно расширилось. В целом ряде государств были приняты законы для противодействия экстремистской деятельности, которые позволяют прокурорам закрывать средства массовой информации по случаям наличия, по их мнению, признаков подобного рода преступлений.

Экономическими рычагами, которые способны развивать средства массовой информации, является экономическая поддержка со стороны государства. Связано это с тем, что постсоветские государства в большинстве случаев являются экономически очень слабыми, и это означает, прежде всего, бедность населения. Бедность населения означает, прежде всего, то, что люди меньше покупают, меньше могут себе позволить купить. Когда люди могут себе меньше позволить купить — меньше распространяется реклама, потому что, если мало людей могут купить те или иные вещи, то зачем распространять широко рекламу этих вещей и т.д., и т.п. Раз нет рекламы, стало быть, беднее сами средства массовой информации. И, в общем-то, реклама-то и является основой для развития средств массовой информации. Поэтому, в тех случаях, когда государство создает благоприятные условия для экономического развития средств массовой информации, ну, может быть за исключением рекламных, — это всегда положительно влияет на способность средств массовой информации: платить хорошую зарплату журналистам, нанимать хороших журналистов, позволять журналистам пользоваться теми или иными техническими новшествами и создавать хорошие материалы.

Довольно спорный пункт, на мой взгляд, но, тем не менее, все-таки достоин того, чтоб его учитывать — это то, есть ли в стране ограничения на иностранную собственность на средства массовой информации. В большинстве случаев, если мы говорим о постсоветских государствах, иностранная собственность приходит в эту сферу с Запада. И, хотя западные концерны, которые покупают либо часть, либо целые средства массовой информации, обычно заинтересованы в развлекательных СМИ, обычно не заинтересованы в политических еженедельниках или ежедневных газетах, а заинтересованы скорее в журналах для мужчин, для женщин, спортивных изданиях, тем не менее, сам по себе факт того, что западные медиа-концерны проникают на постсоветский рынок, имеет положительные стороны. В сравнении с западными средствами массовой информации у постсоветских средств массовой информации недостаточно развиты чувство ответственности за то, что говорит журналист, ответственности перед аудиторией, ответственности перед обществом в целом. Поэтому те навыки пусть минимальные, те навыки, те правила, которые приносят с собой западные концерны, как правило, адаптируются, но, тем не менее, благоприятно влияют на морально-этическую, на правовую среду в журналистике.

Вопрос языка частных средств массовой информации — этот вопрос достаточно болезнен, тем не менее, на мой взгляд, важный. Частные средства массовой информации, которые должны и заботятся в основном, прежде всего, о том, чтобы расширять свою аудиторию, заботятся о том, чтобы удовлетворять интересы различных частей аудитории, должны быть свободными в отношении выбора языка, на котором они передают свою информацию, будь-то печатное средство массовой информации либо электронное средство массовой информации. Можно говорить о языковых условиях для развития общественных либо государственных СМИ, но вот в частных СМИ должна быть определенная свобода естественно.

Завершается рассказ итоговой таблицей, из которой, в общем, видно, что правовые условия [для СМИ] на Украине достаточно хорошие. Безусловно, нельзя абсолютизировать правовые условия в том или ином государстве и говорить что, ну вот, раз нет условий, значит нет свободы, раз есть – значит, есть свобода. Но, безусловно, свобода невозможна без условий. Т.е. свобода печати не может возникнуть в чистом поле, для нее все равно должны быть созданы определенные условия для того, чтобы, даже вдруг возникнув, она не умерла и продолжала развиваться, поступательно развиваться и опираться на определенные правила, которые существуют в обществе.

Вот, собственно то, что я вам хотел рассказать об устоях свободы массовой информации. Я готов ответить на ваши вопросы. Спасибо! [аплодисменты]. 

Чесна й якісна журналістика в Україні – чи можливо це сьогодні?

Олег Слизько (м. Полтава): п. Андрію, я думаю, що Ви дійсно знаєте про такий стереотип, про таку негативну тенденцію, принаймні в Україні, яку в простонародді називають «5 с». Це ті авангардні теми, які панують в медіа-просторі України, «5 с» – це сенсація, скандал, секс, страх і смерть, іноді виділяють ще шостий – сміх. Складається враження узагалі в суспільства, що крім оцього всього, що я перечислив — нічого не відбувається, і це формує суспільну думку. Як Ви вважаєте, як із цим потрібно боротися? Тому що, ну, наприклад, і зараз по цій ситуації, Ви бачите, скільки тут людей: я думаю, що дуже багато хотіло б прийти, але є інші певні обставини, пішли, там, люди на Майдан. Хоча в цей час я не думаю, що вони там поповнять свої знання набагато більше, ніж були б присутні на цій лекції…

Андрей Рихтер: Спасибо, спасибо за Ваши слова. Тема очень важна и Ваш вопрос очень важен и тема очень болезненна. И особенно болезненна для меня как для преподавателя журналистики, потому что эта тема, которая возникает, так или иначе, в разговорах со студентами. Для журналистики в принципе, не только на Украине (я украинскую журналистику немножко знаю), не только в России, но, в принципе, во многих других странах есть очень серьезная угроза дискредитации, уничтожения самого смысла журналистики. И это очень серьезная проблема, в принципе, если логически ее довести до конца, то мы увидим конец журналистики. Когда общество не будет видеть в журналистах никого, кроме как тех лиц, которые общество развлекают, ну, как артисты цирка, например (к артистам цирка хорошее отношение, но именно, как к артистам цирка или клоунам). Подобная динамика есть, т.е. когда всё большее и большее количество населения смотрит на журналистов как на людей, которые развлекают других, население и зарабатывают на этом деньги. Как уже развлекают — неважно, потому что скандал — это тоже развлечение, страшные истории – это тоже развлечение.

Если эта ситуация будет таким образом развиваться, это не в интересах никого, ни самого жестокого правительства, ни самых либеральных людей. Потому что смерть журналистики будет означать в большей степени смерть и возможности правительства общаться с населением, и для населения — общаться с правительством, и для людей вообще общаться друг с другом. Ну, хорошо, есть интернет, но это всё равно другое, и отношение к интернету всё-таки другое, чем к телевидению или к прессе. Поэтому бороться с этим можно по-разному. Есть, безусловно, правовые способы. И я в качестве правового способа я привожу, может быть, не очень ординарный пример – постановление пленума Верховного Суда Российской Федерации 2010 г., это постановление интерпретировало российский Закон о СМИ таким образом, чтобы создать условия для развития политической журналистики, для большей защиты именно политических журналистов.

Но, конечно, правовой механизм — не главный. Главный здесь механизм, очевидно, заключается в том, чтобы, ну, кроме получения образования, разумеется, журналистов, которое всегда очень хороший инструмент — это вопрос улучшения медиа-грамотности. В этом опять-таки заинтересованы органы власти, в этом заинтересованы сами журналисты. Т.е. объяснение населению того, что такое журналистика и чем должна заниматься журналистика, и что можно ожидать от журналистики. Здесь важнейшим элементом является саморегулирование, которое везде находится в нашем регионе, по крайней мере, в зачаточном состоянии. И пока, прежде всего, журналисты не поймут, что не будет никакого доверия населения, если не будет признания собственных ошибок, если не будет признания того, что некоторые из журналистов не журналисты, или плохие журналисты, и что есть средства массовой информации, которые отличаются от других тем, что они этичны, а не тем, что они в трех или пяти цветах печатаются, вот когда возникнет понимание, во-первых, опасности и для журналистов, и для общества, и для органов власти.

В развитие этой ситуации и возникнет необходимость отличаться от этого катящегося снежного кома вниз, в пропасть, отличаться, отделиться от него каким-то образом, тогда можно будет о чём-то говорить. К сожалению, пока этого нет. Можно, конечно, сказать: «Ну, такая мировая тенденция…», и действительно такая мировая тенденция, действительно развлекательной журналистики всё больше и больше везде. Но при всём при этом, можно много говорить, можно много ругать, ту же американскую журналистику есть за что ругать, но я всегда говорю (а я жил в американской провинции около года, я выписывал и читал местную газету): любая провинциальная американская ежедневная газета, по своему качеству даст 100 очков любой общенациональной газете здесь либо в России. 100 очков! При всей своей, растущей желтизне!.. По качеству подготовки материала, по отношению к своей работе. Поэтому, да, там тоже есть такая проблема, но пока что эти проблемы более серьёзны здесь.

Із аудиторії: А Вам не кажется, что эта причина качества как раз в конкуренции?

Андрей Рихтер: Проблема конкуренции заключается в том, что у нас многие газеты и телеканалы не зависят от аудитории. Они зависят от хозяина, который видит в газете и в телекомпании не возможность зарабатывать деньги, а возможность тратить деньги или, там, зарабатывать, но через манипуляцию населением. Здесь тоже есть, безусловно, проблема, и то, что в России есть 80 тыс. средств массовой информации, этим нужно не гордиться, этому нужно соболезновать. Потому что российский рынок при всей нефти, при всех своих миллиардерах, не может выдержать 80 тыс. средств массовой информации. И это плохо, лучше пусть будет 8 тыс. средств массовой информации, но они будут действительно бороться за читателя. Но конкуренция – это не всё, потому, что бороться за читателя можно тоже по-разному. В том числе через эти «5 с». Так что Вы правильно сказали про конкуренцию, это важный элемент, но не единственный.

Сергій Корнієнко (м. Лубни, Полтавська обл.): У мене два питання. Скажіть, будь-ласка, чи не думаєте Ви, що основна проблема якісної журналістики — це багатство самого суспільства? От, якщо США – це багате суспільство, тоді журналістика більш якісна, якщо Україна – більш бідні люди, то і журналістика така сама «бідна», як то кажуть. Це перше питання, і друге питання, ну, можливо [є] якийсь зв’язок, просто хотів би почути Вашу думку: як Ви думаєте, чому велика проблема є в журналістиці в периферійних містах нашої країни? Велика проблема, бо вона здебільшого або просто описова ця журналістика, або її в принципі немає, замовні якісь статті… Як це можна вирішити?

Андрей Рихтер: Если б я знал! Ну, на первый вопрос ответ достаточно простой, я не вижу здесь связи, и наиболее развивающаяся, динамичная журналистика сегодня – это журналистика в бедных странах, в Индии, в Юго-Восточной Азии, в Африке. Нельзя сказать, что африканская журналистика — это пример для журналистики других стран, но, безусловно, индийская журналистика развивается достаточно динамично и в достаточно правильном направлении. Там очень сильная политическая журналистика, при этом индийцы не самые богатые люди, как вы знаете.

Газеты — это не предмет роскоши, и не могут быть предметом роскоши ни газеты, ни журналы, ни телевидение, ни радио. Это ведь средства для всех, поэтому они массовой информации средства, поэтому здесь вопрос не в зажиточности населения, а в чём-то другом.

Что касается провинциальных СМИ и того, что они вырождаются и перепечатывают друг у друга, точнее не друг у друга, а с этих, центральных, условно говоря, СМИ какие-то материалы, это, в общем-то, одно из последствий широкого распространения интернета, как мы знаем, и проблемы CopyPaste. Здесь у этой проблемы много лиц и много причин, но, безусловно, это очень серьёзная проблема. Провинциальная журналистика невозможна без талантливых людей, которые видят себя не только в том, чтобы прокормить семью, что, безусловно, очень важно для любого человека, но и в том, чтобы прокормить семью, при этом не потерять своего собственного лица, не потерять свои собственные честь и достоинство, сделать что-то хорошее для других. Также, как врач: можешь только зарабатывать для семьи, а можешь приносить людям еще очень много хорошего. Поэтому плохой врач или, там, врач, который ничего не делает, может быть от него не так уж много вреда, но и пользы от него нет, а хороший врач занимается и профилактикой, и лечением.

Анна Бечинская: Спасибо Вам за Вашу лекцию, очень интересно! Я студентка и, вот, хотела спросить насчет журналистских расследований, потому что сами журналисты говорят, что всё, что публично, это может влиять [очень] сильно. Когда ты проводишь какое-то журналистское расследование, даже когда тебя нанимает та или другая политическая группа – это уже информация, которая имеет более большое влияние. Как вы относитесь к журналистским расследованиям? И ещё второй вопрос, насчет того, что никакие журналистские расследования никто не заказывает для проведения внутри страны, т.е. никакие политические силы, им незачем… Кто же может быть заинтересован в проведении журналистских расследований извне, чтобы скрыть какие-то не очень чистые факты?               

Андрей Рихтер: Если мы говорим о других странах, то они скорее занимаются не журналистскими расследованиями, а разведкой. Это схожий, конечно же, промысел, но немножко другой. И я не думаю, что для того, чтобы узнать что-то новое о бизнесе либо о политике в Украине кто-то будет финансировать журналистские расследования. Проще финансировать деятельность какого-нибудь агента, который все это сделает быстрее, качественнее, спокойнее и, в общем-то, более эффективно.

Что касается роли журналистских расследований, то, на мой взгляд, она должна возрастать в силу развития интернета. Ну, хорошо, телевидение, оно приносит новости, но когда мы, как правило, говорим про журналистские расследования – это пресса, реже телевидение. И сегодня газета как NEWSpaper, в общем, теряет свой смысл, потому что никакие новости нам не интересно утром прочитать в газете, мы эти новости уже все знаем. И утренняя газета нам никаких новостных сенсаций не принесет. Поэтому, чтобы существовать, газета должна приносить то, чего вы еще не знаете, то, что вы еще не прочитали в интернете или не посмотрели в вечерних новостях по телевидению. Этими новостями могут быть только оригинальные материалы: ведь в большинстве случаев интересна не 25-я статья про покойного артиста Юрия Яковлева, а действительно какое-то журналистское расследование. Т.е. то, чего вы не прочитаете в другой газете, то, что вы не узнаете по телевидению из телепередач либо по радио. Поэтому, когда печатные СМИ поймут, что собственно ценность газеты — это либо журналистские расследования, либо очень интересные комментарии. Опять-таки, не тех комментаторов, которые дают один и тот же комментарий всем СМИ с малой толикой различия каждый день, а именно те, которые могут дать что-то новое, новые аргументы, новый взгляд, умные мысли читателю — читатель только тогда будет покупать газету. Во всех других случаях я не знаю, зачем ему вообще покупать газету, бессмысленная совершенно вещь, если у него есть телевизор и компьютер.

Валентин Беланов: Всем добрый вечер, я студент [Университета] им. Шевченко, юридический факультет. Я в свою очередь работал более года в СМИ, я знаю, как происходит эта работа и у меня вопрос личного характера. Смотрите, Вы в своей лекции рассказывали об ответственности уголовной и т.д… Насколько мы знаем, вообще, у нас СМИ есть четвертой ветвью власти, ну, такое мнение бытует. Мой вопрос касается следующего. Все СМИ спонсируются теми или иными бизнес-структурами, властью и т.д. И как журналисту, если он знает, что например, его газета или информационный портал спонсируется каким–то бизнес-кругом, как ему писать честно и быть честным перед народом? Как с этим бороться?

Андрей Рихтер: У меня встречный вопрос: какая-то структура по определению должна быть нечестной, т.е. не может быть честной структурой? Любой бизнес не честный?

Валентин Беланов: В любом случае бизнес пытается лоббировать свои интересы, он это хочет делать через СМИ, чтобы у людей оформлялась определенная точка зрения, например, голосовать за того или иного кандидата, либо покупать тот или иной продукт, либо ехать в ту или иную страну и т.д.

Андрей Рихтер: Ну, хорошо… хотя здесь, на мой взгляд, немножко извращенная картина мира всё-таки. Я понимаю, что Вы хотите сказать, и я понимаю, я согласен с Вами, но, в то же время, здесь извращенная картина мира, потому что, во-первых – бизнес бизнесу – рознь. И я понимаю, когда кондитерская фабрика хочет иметь телеканал для того, чтобы что-то спонсировать, но что в принципе должна спонсировать кондитерская фабрика? Она не может иметь телеканал либо даже газету для того, чтобы люди покупали больше шоколада. Ну, это безумно, не стоит этого, проще разместить хорошую рекламу на других телеканалах — и люди будут покупать еще больше шоколада. Поэтому кондитерская фабрика только в извращенном мире будет покупать газету либо телеканал для продвижения своего бизнеса. Для продвижения каких–то политических взглядов — я не очень себе представляю, почему владелец кондитерской фабрики должен продвигать свои политические взгляды через газету либо через телекомпанию. Это, опять-таки, немножко извращенное представление о мире. Я не говорю: у Вас, я говорю: в принципе, в обществе, для того, чтобы продвигать ту или иную партию кондитерская фабрика либо какой-то кондитерский магнат не должны покупать газету либо телеканал. Не должно быть такого!

В принципе, кондитерская фабрика может иметь газету либо телеканал, если у нее есть лишние деньги, она хочет попытаться здесь рискнуть и заработать. Может быть она хочет создать такой телеканал, которого еще не было и у которого будет сумасшедшая популярность и хорошая реклама. Во всех других случаях – зачем?!

Как с этим бороться? Ну, с государственной собственностью понятно, как бороться. Т.е. государственной собственности здесь не должно быть, и я достаточно часто говорю: для того, чтобы была свобода печати, необходимо отделение государства от печати. Так же, как для того, чтоб была свобода религии, необходимо отделение государства от церкви. Государственных СМИ не должно быть, там же где они есть, не должно быть конкуренции с частными СМИ на рынке.

Что касается частных СМИ, то здесь, на Украине делались попытки в прошлом, по крайней мере, объяснить читателям и зрителям, что они покупают и чей канал они включают, через прозрачность собственности СМИ. Но эти попытки, которые были, если не ошибаюсь, лет 8-9 назад, в общем, ни к чему не привели. Каждая попытка сделать более прозрачными средства массовой информации приводит к тому, что делают новые слои, которые скрывают реальных владельцев от читателей либо зрителей.

Хотя, в принципе, это правильное направление, может быть в этом ничего плохого нет, когда читатель знает, что он покупает газету магната П либо магната К, либо магната Р, он говорит: «Вот, да, я именно хочу эту газету купить, я хочу знать, что думает этот магнат о политике или, там, о событиях в стране». Ну, это, опять-таки, извращенное желание, но можно его как-то понять. Во всех других случаях такого быть не должно. Поэтому опять-таки, сравнивая с другими странами, западными странами, там тоже такое было, но давно такого уже нет, когда покупают газету либо телеканал для того, чтобы продвинуть какого-то политического игрока либо самого себя в политику.

Виктория Носатенко: Скажите, как быть именно самому журналисту, который сделал запись на телевизионный канал, и, допустим, ему поставили условия, записать то, что противоречит взглядам, какой-то морали, представлениям этого человека, т.е. всякую неправду?

Андрей Рихтер: Ну, в Киеве, я думаю, этому человеку всё-таки себя найти легко, всё-таки в Киеве достаточно большое количество различных СМИ, в которых можно найти свою нишу. И, если человек придерживается тех или иных взглядов, он в «не свое» СМИ не пойдет, он же знает, куда он пойдет, так или иначе. Если там ему скажут писать неправду, может он даже рад будет писать неправду! Зато он в эту неправду верит… [смех] Это плохо, но, тем не менее, он не будет возмущаться, а скажет: «Ну, да, чёрт, ну тут немножко неправда, но зато у нас будет больше сторонников», или еще что-нибудь в этом роде. Поэтому здесь журналисту можно, конечно, советовать, но это бессмысленно, он всё равно там и останется. Главное, чтобы были хорошие журналисты, чтобы хорошие люди были журналистами. Вот в этом проблема. 

Молоді журналісти, які вони?

Віра Андріюк (бренд-менеджер Студреспубліки): Я у сфері своєї діяльності часто спілкуюся з представниками медіа. Нещодавно я відвідала один форум, де були представники абсолютно всіх видів ЗМІ, багато головних редакторів і дуже багато з них, практично всі, говорили в один голос про те, що вони б ніколи не взяли на роботу випускника журфаку. Про те, що це не конкурентоздатні випускники, я навіть не чула — здивувалася, що значно кращі журналісти виходять не тільки з політологів, а з хіміків, фізиків, біологів, навіть от таких спеціальностей. Це говорилося саме про українські університети. Чи це правильне їхнє твердження? Якщо так, що потрібно зробити у оправданні українських факультетів журналістики?

Андрей Рихтер: Такое отношение — это проблема, конечно же, не только киевских университетов и киевских СМИ. Я сам сталкивался с таким неоднократно применительно к факультету журналистики МГУ. Очень многие редакторы говорят: «Мы не хотим переучивать выпускников журфаков, мы хотим, чтобы», — как Вы говорите, — «к нам пришли химики, экономисты, юристы, филологи, мы их научим сами под себя». Я не думаю, что это правильно – главное, находить «золотую середину». Безусловно, в газете должны быть экономисты, безусловно, хороший журналист не является экономистом, безусловно, в газете должны быть политологи, и далеко не всегда журналист является достаточно хорошим политологом и т.д., и т.п.

Необходимо искать какую-то «золотую середину», как это делается? В МГУ, например, на журфаке деканат организует несколько раз в году встречи с руководителями СМИ и преподавателями для того, чтобы обсудить, что нужно сегодня средствам массовой информации. Это вовсе не означает, что теперь: «А ну, теперь всё бросили, и будем заниматься подготовкой биржевых репортеров». Нет, конечно же. Речь идёт о каких-то более важных вещах, о том, что требуется от сегодняшних выпускников. В любом случае, журфак готовит специалистов, которые, во-первых, являются грамотными людьми, грамотными во всех отношениях, не только в смысле языка, политики, истории, не являются зашоренными, натасканным на какие-то догмы, но которые могли бы интеллигентно, квалифицированно освещать события. Всё остальное может быть приложено, поэтому всегда, конечно же, лучше иметь [в редакции] две специальности либо иметь [в штате] и журналистов, и представителей других профессий.

Владимир Швец: Я из Центра трудоустройства студентов Университета [КНУ]. У меня, собственно, приближенный вопрос к предыдущему. Если мы говорим сейчас о студентах-молодых специалистах (журналистах), то всё-таки, какие самые главные критерии, требования отдаются работодателем, какие ему нужны журналисты? это первое. А второе — если я студент I курса журфака и хочу сегодня строить свои планы, то всё-таки, как я должен построить свою деятельность, свое развитие, что я должен учить, где я должен находиться для того, чтобы после окончания университета я был востребованным, чтобы мог действительно достойно требовать хорошего места работы? Спасибо.

Андрей Рихтер: Ну, на первый Ваш вопрос я отвечу так: у работодателей разные требования. Главное желание работодателя, чтобы человек пришел и сразу влился в коллектив, и стал делать то, что от него требуется, то, что делал его предшественник либо выполнял те функции, которые редактор ему определил, без того, чтобы всё время возвращаться к тому, что он позволил. Т.е. это общее пожелание, но в чем оно конкретно выражается? Оно конкретно выражается в самых разных вещах, и редакторы телепрограмм требуют одно, редакторы газеты другое, журналов третье и т.д. Всё зависит от специфики самого ожидания, самого СМИ. Нет такого универсального списка, как для жандармов: ты должен быть определенного роста, телосложения и силы, наносить удар.

Что касается студентов-журналистов и какими квалификациями им необходимо обладать: я, по крайней мере, по московскому опыту опасаюсь очень серьезного перекоса, который произошел и уже существует у нас лет 20. [Он] заключается в том, что студенты с I курса уже ищут работу и работают в ущерб занятий. Я не знаю, как здесь — в МГУ фактически, хотя это никто не признает, свободное посещение занятий, и не только лекций, а и часто практических занятий. Я понимаю, конечно же, что журналисту хочется, может быть даже и нужно, получать практику до окончания, но, тем не менее, возник очень серьезный дисбаланс, когда студент полагает, что обучение в университете – это просто возможность получить диплом, а всему он научится, работая с 1-го или со 2-го года учебы в средстве массовой информации. Это глубочайшее заблуждение, потому что без базовых знаний и представлений о профессии, о работе, об истории этой профессии, о смежных знаниях, этот журналист может быть достаточно успешным в какой-то период на начальном этапе своей карьеры: его уже показали по ТВ, его подпись уже видели все его знакомые, друзья, родители и девушки и т.д., и т.п. Это всё прекрасно, когда тебе 18-20 лет, но в 25-30 лет – этим уже хвастаться нечего, ты хочешь как-то расти, а уже не можешь, потому что для того, чтобы расти нужно не просто бегать быстрее либо писать больше, необходимо обладать какими-то другими знаниями, которыми ты уже не успеваешь, начав работу, пополнять  свою голову, потому что у тебя уже на это нет времени. Поэтому обучение в университете – это идеальное время, которое зачастую растрачивается вместо того, чтобы пополнить свою голову уже сложенными в определенные кирпичики и цепочки знаниями. Сочетать это с практикой необходимо, но вот от такого дисбаланса я бы предостерёг.

Владимир Швец: Я хочу немного уточнить, т.е. грубо говоря, если я выпускник журфака, то всё-таки мне нужно в большей степени уметь писать статьи или в большей степени комментировать ситуацию, новости политики или мне нужно уметь фотографировать?

Андрей Рихтер: Все зависит от того, каким журналистам Вы хотите стать, что у Вас лучше получается, что кажется Вам интереснее, что Вам кажется, Вы лучше делаете, либо другие говорят, что Вы это лучше делаете. Вы берете интервью, фотографируете, Вы добываете новости, проводите расследования, Вы знаете, как задавать вопросы, как втереться в доверие, в конце концов?

Владимир Швец: Хорошо, тогда возвращаемся к вопросу того, что Вы говорите, что студент на I—V курсе пропускает пары и уже пытается получить практику. Но предыдущий вопрос был задан такой: почему тогда среди журналистов больше экономистов, химиков, биологов?

Андрей Рихтер: А почему Вы решили, что больше? Не больше. Во-первых, такую статистику никто не проводит, поэтому можем с Вами говорить прямо противоположные вещи друг другу, и мы будем правы. Но если говорить о том, что говорят сами редакторы, то они, даже те, которые хотят брать не выпускников, признают соотношение выпускников журфаков и иных как 50 на 50. И реальность видимо такова. Т.е. действительно любой редакции нужны журналисты-журналисты, пишущие, снимающие, берущие интервью и журналисты-специалисты, которые являются специалистами в других областях, но при этом талантливо пишут, потому что в большой степени журналист — это возможность талантливо, оригинально, красиво, грамотно излагать мысль. 

Має бути межа між громадянським активізмом і журналістикою

Артем Николенко (город Лубны, Полтавская обл.): Скажите, пожалуйста, политика — дело тонкое, там нет каких-то объективных сторон, но мне хотелось бы узнать, какие всё-таки должны быть условия, к чему нам стремиться, чтобы в нашей стране СМИ развивались более объективно и более честно? И второй вопрос: как выбрать для себя всё-таки любимую газету? [смех]

Андрей Рихтер: Сам не знаю. [смех]

Обычно выбирают такую газету, которая говорит то, что вы хотите услышать. Объективная газета, честно говоря, никому почти не нужна, очень немногим она нужна. Большинство читателей выбирают такую газету, в которой напечатаны те мысли, которые у них уже бродят в голове, чтобы воскликнуть: «Чёрт, как правильно пишут!»

Олег Слизько: Андрей Георгиевич, скажите, пожалуйста, как Вы думаете, почему в Украине нет всеобщих таких изданий, как New York Times, предназначенных рядовому украинцу, а не элитному? Есть попытки «Газети по-українськи»: но она вынуждена давать часть площадей под региональные новости, по каждому региону — свои. Правильно я понимаю, что в этом всё-таки есть большая доля того, что Вы говорили ранее, т.е. недостаток качества?

Андрей Рихтер: И это тоже, но я думаю, что есть несколько причин здесь. И вопросы материальные, связанные с доставкой по украинским дорогам газет, тиража, и вопросы, связанные с возможностью создать соответствующую корреспондентскую сеть, это, безусловно, вопросы качества такого рода издания, вопросы востребованности, когда население отвыкло уже читать качественные газеты. Если Вы спросите своих родителей, они читали и выписывали несколько газет, это была доля привычки. Потом, когда газеты подорожали в 1991-м году, многие отказались — и уже эта привычка не вернулась, ее очень сложно обратно вернуть, а сегодня я не знаю, нужно ли возвращать её обратно.

Может быть, и нет нужды в подобного рода газетах — это серьезный вопрос и его нужно долго обсуждать, но здесь целый ряд причин, и вопрос качества важен, но далеко не единственный здесь. Поэтому я думаю, что если бы объединились несколько человек и решили создать самую лучшую, самую качественную украинскую Times или украинскую Guardian, у них бы ничего не получилось, они бы столкнулись с таким количеством трудностей, что они бы разорили своих спонсоров, самих себя и свои семьи, поэтому лучше не начинайте.

Павло Вікнянський: От ми зараз, повторюсь, у специфічній історичній ситуації знову знаходимося в Україні, і тут ще більше яскраво видно таку, мабуть, для України не унікальну історію, коли в нас у країні є не просто журналісти, оглядачі, колумністи, а в нас є т.зв. журналісти-громадянські активісти, журналісти-політики і різниці немає фактично, тобто вони мають свою позицію, вони її доносять і вже знаходяться по іншу сторону від спроби об’єктивності. Наскільки це українське явище унікальне для сучасності, і якими інструментами можна з ним боротися? Дякую.

Андрей Рихтер: Очень интересный вопрос, над которым хорошо было бы, конечно, задуматься и будущим журналистам, и собственно тем, кто читает и смотрит средства массовой информации, потому что при деградации профессиональных стандартов журналистики, о которых я говорил, важным элементом является то, что журналисты уже себя перестают ощущать журналистами, а становятся активистами. Я считаю, что это проблема, потому что читателю нужен не журналист-активист, а журналист-журналист. Может быть, журналисту-человеку хочется себя больше видеть активистом, но это всё-таки немножко другая специальность, другая профессия. Это не только здесь видно, например, в Азербайджане многие журналисты фактически являются активистами, непримиримыми активистами, о которых, в общем-то, уже трудно сказать, чем они больше занимаются: пропагандой либо журналистикой. Это создает большие проблемы для нас, потому что мы пытаемся защищать журналистов, а получается, что порой защищаем активистов, т.е. тех, кто используя те привилегии, которые у них есть как у журналистов, занимается политической деятельностью. В самой же по себе политической деятельность ничего плохого нет, это очень важное, похвальное занятия, но не нужно её смешивать с журналистикой.

Спасибо большое! [аплодисменты]

Павло Вікнянський: На завершення, хотілося б сказати ще кілька слів. Незважаючи ні на що в українській політиці, ми, Студреспубліка, будемо, як і прямо зараз, робити кроки до того, щоб осмислювати, по-справжньому проблематизувати актуальне, шукати раціональні, а не емоційні відповіді, працювати над тим, що зараз усі, у т.ч. на майданах, питають: «А що ж у країні робити далі?» Ми наполягаємо, що основне – це план, він має стосуватися модернізації України, і молоді люди, студентство мають брати відповідальність за його розробку та втілення на себе.

Також хотів би ще раз подякувати нашим партнерам – Київському національному університету ім. Т.Г.Шевченка та п. проректору В.А.Бугрову. Традиційно даруємо шановному доповідачу фірмову футболку Студреспубліки, тут у нас зображена Україна як цілий всесвіт. Дякую ще раз Вам! [аплодисменти]