Парламентские выборы в России оппозиционеры заранее считали проигранной битвой. Вера не так во всесилие, как в злокозненный интеллект автократии сковывал инициативу многих политиков, находящихся вне доступа к центрам принятия решений.
Неадекватность задействованных Кремлем политических технологий, непрофессиональность избиркомовских чиновников, сделавшая фальсификации результатов выборов очевидными даже для далеких от политики избирателей, и недальновидная силовая реакция на выступления недовольных в дни после выборов – показали, что уроки цветных революций в постсоветских странах забыты нынешним руководством России.
И это дает россиянам надежду на возвращение демократии.
Вера Кремля в политические технологии неизбывна, она падет только вместе с существующим режимом. Во многом судьба демократического развития Российской Федерации была предопределена постсоветской политической культурой, для которой все содержание политики сводилось к манипулированию сознанием избирателей.
Политические режимы после распада СССР оформились как минимальные демократии, где участие граждан в правлении было ограничено выборами. В этой модели для поддержки существования режима важно:
– участие граждан в выборах;
– доверие избирателей к результатам выборов.
То, что политические элиты Грузии, Украины и Киргизии в свое время не учли этот фактор, и привело к цветным революциям.
Политические технологии – это проявление постсоветской идеологии, позволяющей элитам удерживать власть. При этом свобода выбора представительской власти подменяется на управление выбором.
Там, где технологии были ограниченно эффективны, то есть видимость справедливости процедур и результатов сохранялась, и граждане, несмотря на фальсификацию выбора, признавали ее результаты – революции не происходили.
Избирательные революции нашего времени произошли только там, где технологии были неадекватны. То есть настолько эффективны, что влияли на элиты сильнее, чем на избирателей, и фальсификации были унизительно очевидными для разочарованных граждан.
Сверхэффективность влияния технологий на кремлевское руководство и низкая эффективность влияния на избирателей – и стали причинами падения доверия доселе спокойных россиян к властям.
Эту утрату будет очень сложно восполнить.
Я разделяю надежду многих политических обозревателей на то, что режим будет возвращать доверие без применения гексогена. Но надежда эта весьма слаба.
Выборы в России также показали обычное для постсоветских стран низкое качество избирательных систем и их кадрового ресурса.
Политические элиты стран Восточной Европы не заинтересованы в институциональном развитии электоральных систем. Иначе логика института представительства снизит шансы находящихся у власти финансово-политических группировок на переизбрание. При этом элиты обеспечивают присутствие в органах управления избирательным процессом кадров с низкими профессиональными качествами.
С одной стороны, это позволяет легче управлять коррекциями «подсчета голосов», а с другой стороны, уменьшает эффективность технологий в их соприкосновении с избирателями в день голосования и сразу после него.
Очевидно, что бюрократическая стагнация в России достигла такого уровня, когда не было обеспечено даже минимально приемлемое качество кадров в избирательной системе.
Смехотворные, грубейшие ошибки российских избиркомовцев стали очевидны сразу же после окончания процедуры голосования. Россияне еще долго будут помнить избиркомовские 146%.
Политический режим Владимира Путина основывался не на силе полиции или внутренних войск. Легитимность режима в его чисто путинском варианте и в варианте «тандема» обеспечивал социальный договор между Кремлем и гражданами: видимость стабильного дохода и безопасности – в обмен на исключительное право на реальную власть.
Советские люди, пережившие разруху и смуту начала девяностых, получили крайне травматичный опыт. Советский человек в условиях постсоветских политических реалий отреагировал на нищету, отсутствие привычных социальных и медицинских услуг, криминализацию власти и политическую свободу – путем, описанным Томасом Гоббсом.
А именно: отказом от природных прав и свобод в обмен на создание государственного Левиафана.
Долгое время российский Левиафан умел выполнять плохо прописанный договор.
Доход действительно был стабилен, хотя справедливость распределения нефтедолларов – далека даже от стандарта арабских стран. Видимость безопасности поддерживалась благодаря мощному контролю над информационным полем страны.
Однако мировой экономический кризис пошатнул благосостояние граждан. А информационную блокаду прорвала мировая паутина.
Оказалось, что образ мудрого Кремля, проводящего экономические реформы и техническую модернизацию страны, и имидж умной власти, видящей как минимум на три года вперед – далек от реальности.
Подтверждением низкого уровня интеллекта властей и стали выборы, где в управляемом политическом и информационным пространстве режим не сумел добиться видимости справедливого избрания себя.
Избиратели в один момент пережили доселе скрытый, естественный опыт подданных Левиафана: единожды отказавшись от своих прав, граждане лишились и права пересматривать договор о создании земного бога. Травма, которую несет этот опыт нынешним российским гражданам, делает цветную революцию в России все более неизбежной.
Шок от открытия стратегической тупости и тактической трусливости властей значительно снижает легитимность нынешнего политического режима в России.
Власть Кремля по-прежнему сильна. Однако теперь очевидно, что ее перспективы весьма ограничены, а интеллектуальный уровень – слишком переоценен.
Недальновидность Кремля и отсутствие нормальной политической конкуренции в стране уверенно ведут Россию к цветной революции. Третий путь России, как и её нескончаемо повторяющийся с 2000-го День Сурка, идет к своему завершению.